С начальником отряда молдавских строителей Виталием Тамащем мы мотались потом по горам, где меж деревьев порой проскакивали поросшие шерстью поджарые свиньи: как объяснили, не дикие, а домашние, отпущенные на вольный выпас. А когда приходило время, из них делали, к примеру, отличные шашлыки. Шашлыками нас угощали местные начальники. Но их возвышенные тосты не очень воодушевляли Тамаша, так как, несмотря на успешно налаженные личные контакты, дело продвигалось медленно. «То стройматериалы, присланные центром, где-то застряли, то людей не успели собрать. Затор за затором!» – сердито цедил Тамаш, сминая сигарету в серебристой пепельнице-рыбке.
Пепельницу ему сунула в чемодан жена. Вместе с термосом, домашними бахилами и большим овчинным жилетом. И даже томик любимых Стругацких положила.
– Раз, случилась такая беда, и понаехали мы сюда на подмогу со всей страны, так давайте, ребята, дружно впряжемся в работу. Тем более, что армяне очень трудолюбивый народ. Иной здешний крестьянин расчистит на горе площадку, снизу на себе земли натаскает и потом небывалые урожаи на своем поднебесном огородике выращивает! – Тамаш с досадой махнул рукой. – Но хозяевам, будто, не до того сейчас. И все сроки летят! Только об этом не нужно писать.
По национальности Тамаш был чех и родился в чешском селе Голубое, что на юге Молдавии. Я писала когда-то о его отце, директоре сельской школы, о котором наезжавшие из Кишинева практикантки отзывались исключительно в восторженных тонах. Он так же сминал сигареты в пепельнице, держа ее в руке. И когда ты задавала вопрос, переспрашивал, слегка наклоняя голову: «Пожалуйста?». А после того, как СССР развалили и все принялись драть на себе косоворотки, стеная про империю, превращенную тоталитарным режимом во всеобщий лагерь, Тамаш-старший очень переживал: получалось, он всю жизнь увлеченно преподавал совсем другую историю.
С группой спасателей, прилетевших сюда сразу после землетрясения, мы съездили в разрушенный Ленинакан, где дома топорщились, будто разбросанные хулиганами книжки – с покореженными переплетами и выдранными картинками. У остова здания с уцелевшим лестничным пролетом спасатели Юра и Витя заспорили – не отсюда ли они вытаскивали намертво вцепившуюся в перила жену Самвела? И тут, как в кино, рядом возник Самвел. Все зашумели и захлопали друг друга по плечам. Год прошел! Какая встреча!
Самвел зазвал в стоявший неподалеку вагончик. Под кизиловую самогонку вспоминали, как хозяин, ухватив за руки обоих сыновей, выбежал в тапках из обрушившегося следом подъезда. А жена Лиана решила вынести хоть что-то ценное и замешкалась. И когда все затряслось и посыпалось, она застыла на лестнице, сжимая под мышкой это что-то – мохеровую кофту, подаренную мужем на день рождения.
– Когда дом обрушился, подумал, все, нет моей Лианы! Но пыль осела немного, и я вдруг увидел – жена стоит на ступеньках – а они в небо ведут! Потом ее, едва живую уже, спасатели оттуда сняли. За вас, ребята. Дай вам Бог здоровья!
Как рассказывали, спасатели затем