– Хоть и не шибко официально, но письмецо от его однополчанина было. Там всё и прописано в подробностях.
– Чье письмо?
– Кешкино… Иннокентия Подопригоры' письмо. Их в этом пехотном полку, наших-то парней, человек несколько служило, а Кеха, так тот вообще в одной роте с Горяевским сыном воевал.
– А теперь?
– Я же говорю – воевал… – Аксенов осекся. – Оплакали давно. Дело у них по письму вышло такое: Федька, значит, Горяев и напарник его, тоже наш посельщик, Паша Борисенко, расчетом при одном пулемете состояли, в доте10 оборону держали. Ну, пошли фрицы в атаку, так Пашка, он первым номером навроде был, густо их положил перед дотом. Сами знаете, дот есть дот, его голыми руками не шибко-то возьмешь. А как стемняло, отрезали немцы дот от наших, потом был сильный взрыв и пулемет больше не стрелял. Когда наши немца отбили, то внутри нашли одного человека, вернее его останки. По документам, да по сержантским петлицам опознали, что это Павел Борисенко.
– Погодите, а Федор Горяев?
– Федор… Его и след простыл. Кешка написал, что в доте его не было.
– Как это не было? – изумился Степанов.
– А это уж я не знаю, – ответил Аксенов. Потом нерешительно поинтересовался. – Ничего, ежели я закурю, товарищ майор?
– Чего спрашивать, Елизар Максимович, ведь вы же в своем кабинете! – отрубил чекист, заискивающе-угодливое поведение Аксенова начинало его раздражать. Тот неопределенно пожал плечами, достал кисет, и, действуя одной рукой, скрутил цигарку так ловко и быстро, что Степанов удивился.
– Выходит, Павел Борисенко все это время вел бой в одиночку?
– Кто его знат… Тут вот еще что непонятно: Кешка писал, что в дот они войти не смогли – дверь была изнутри закрыта намертво. Пришлось, говорит, взрывать. Ну, взорвали, Пашку обнаружили, а Федора нету.
– Как же он мог из дота выйти, раз вход был изнутри закрыт? – недоуменно спросил лейтенант Тихонов, не задавший до этого ни единого вопроса председателю.
– Это-то и есть главная непонятность, – ответил Аксенов. – От нее разговоры пошли по деревне, что Федька, мол, немцу сдался.
– Но сообщение из части было, как я понимаю, что он пропал без вести? – Степанов поднялся, заходил по комнате, что являлось признаком его напряженного состояния.
– Верно! – согласился Аксенов.
–Значит, командование войсковой части было иного мнения, нежели Иннокентий Подопригора?
– Командование может и другого мнения, а по'брех по селу все же начал гулять. Старики шибко уж переживали, особенно Федотыч. Сказывали люди, подпил он однова' и рубаху на себе до пупа разодрал: все кричал, что не мог, мол, Федька немцу в плен сдаться! Под стопкой-то Николай Федотыч иной раз отчаян бывал да горяч…
– Ну, хорошо. – Степанов остановился напротив Аксенова. – Вот вы, Елизар Максимович, человек бывалый, фронтовик, как, по-вашему, на самом деле могло все там произойти?
– Я вам так скажу: или Федора