– Мое имя…
– Молчи! – рявкнул он так громко, что я вздрогнула.
Ножницы рассекли последнюю стяжку, и мои руки оказались свободны.
– Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не лгала мне?
– Но я не лгу…
– Я сказал, молчать!
Лицо его вдруг налилось кровью, на левом виске вздулась и запульсировала вена. Я невольно покосилась на ножницы в его руке.
– Прости, – проговорила я тихо.
Он что-то проворчал, я смотрела на ножницы.
– Что тебе нужно от меня? – спросила я осторожно.
Он потянулся к раковине, и вместо ножниц в его руках появилась упаковка с краской.
– Нужно, чтобы ты была красивой, Лена.
Его слова сдетонировали в мозгу, парализовали мышление. Короткое замыкание. Пронзительный вопль, сильный толчок ему в грудь. Он ударился головой о раковину, чтоб тебя, тварь! Мое тело рванулось вперед, каким-то образом встав на ноги. Дверь всего в паре метров от меня. Я покачнулась на затекших ногах, кровь хлынула в голову, соберись, движение за спиной, дверная ручка так близко, я протянула руку, почти коснулась ее… Меня резко рвануло назад. Его рука вцепилась мне в волосы, оттянув голову, и я повалилась на спину. Кожу головы словно огнем обожгло. Я ухватилась за его предплечье и ногами искала опоры. Он ревел, я тоже.
– Неблагодарная тварь!
– Что тебе нужно от меня, ублюдок?
Он поволок меня обратно к раковине, с силой швырнул об пол. Я всхлипнула и скорчилась у его ног, тело дернулось в рвотных спазмах.
– Мир сошел с ума, Лена, – заговорил он одышливо, но при этом совершенно спокойно. – Люди позабыли о благодарности. Забыли об уважении. Обещания утратили для них всякую ценность, никто не признает обязательств. Да и кто вспомнит о важности правил, если со всех сторон вам твердят, что правила не нужны? Я не упрекаю тебя, Лена. Ты запуталась. И все-таки я должен указать тебе последствия твоего проступка.
Он выждал, чтобы слова его обрели вес. Затем я услышала, как он глубоко вздохнул, и сама инстинктивно набрала воздуха. А после закрыла глаза. Его первый удар пришелся мне по животу.
Знаешь, Лена, в тот момент я понятия не имела, о каких правилах он говорил, но уже тогда четко усвоила одно из них. Я – это ты; в противном случае меня ждет смерть. Можешь называть это рефлексом, как тебе угодно. Можешь считать меня малодушной или сумасшедшей, мне все равно. Только не удивляйся, что в первую секунду, когда полицейский спросил мое имя, я не смогла ответить иначе как:
– Лена. Мое имя Лена.
– Фамилия?
Полицейский из Кама достает блокнот и карандаш. От меня не укрылся тон его отрывистого вопроса.
Я качаю головой. У Лены нет фамилии.
– Ну, по крайней мере, вы не Лена Бек, – заключает Мюнхен и сдвигается на край стула.
Невольно касаюсь лба; шрам над бровью, кажется, горит. То ли под пристальным взглядом полицейского, то ли от пота, выступающего из каждой поры. Сложно сказать.
– Кто