Условия, сообщенные Обресковым, не соответствовали валашским ожиданиям. Через год после окончания переговоров в Бухаресте бояре писали Екатерине Великой, что условия эти ввергли их «в пропасть печали и отчаяния». Бояре снова напомнили императрице о ее манифесте и обещании освободить княжества, а также упомянули о своем вкладе в победы российского оружия. Бояре опасались, что, если Россия не защитит свободу княжества, «тиран, обезумевший от произошедшего, изменит форму нашего правления [и превратит его] в пашалык ‹…› и заставит народ поменять закон»[120]. Накануне возобновления мирных переговоров, приведших к заключению Кючук-Кайнарджийского мира летом 1774 года, валашские бояре испросили разрешение у Румянцева отправить Михая Кантакузино в Санкт-Петербург, чтобы просить императрицу и ее министров о «спасении и избавлении от ига тирании»[121]. Валашские бояре также призвали российского главнокомандующего печься об «укреплении свободы нашего народа» на предстоящих переговорах с Османами[122]. Они предложили поставить княжества под коллективную гарантию России, Австрии и Пруссии в случае, если не будет возможности остаться под «непосредственным управлением Православия и всемогущего самодержавия России»[123].
Действия валашских бояр в последние месяцы перед заключением Кючук-Кайнарджийского мира свидетельствуют об их реакции на формулы замирения, последовательно предлагавшиеся российской стороной. Так, в июне 1774 года они выразили согласие с уподоблением статуса Валахии Рагузской республике, платившей дань Порте лишь раз в три года и представленной в османской столице консулом[124]. Эта формула впервые появилась в проекте мирного договора, переданного Обресковым Абдур-Резаку при завершении переговоров в Бухаресте в марте 1773 года[125]. Когда стало ясно, что их более смелые предложения о переходе в российское подданство или под коллективный протекторат России, Австрии и Пруссии нереализуемы, Рагузская модель стала для бояр способом добиться, «чтобы не вмешивалось в нашу страну угнетение тирании»[126]. Когда они узнали, что заключенный мирный договор не содержит упоминаний о Рагузской республике и лишь ссылается на «[выгоды], коими пользовались [княжества] во время царствования, достойной памяти, Султана Мегмеда Четвертого», они поспешили предоставить Румянцеву детальное описание этих привилегий. Последние включали избрание господаря из местных жителей, его высшую юрисдикцию в уголовных делах и гражданских тяжбах между христианскими подданными и мусульманами, запрет османским войскам вступать на территорию княжества, а также свободу торговли для валашских подданных[127]. Узнав об обретенном Россией праве «говорить в пользу княжеств», бояре поспешили определить