– Да, и все мы выглядим просто шикарно, вы только взгляните, всё при нас…
И каждый охотно «взглядывал», хватал и ощупывал каждую из шестерых по очереди. На улице было темно, а мы показывали ему свои юные, остренькие грудки с розовыми сосочками. Если мы были признаны действительно хорошенькими, и на милю вокруг не было видно постового полицейского, мужчина решался заглянуть и вниз, и тогда глаза у него моментально загорались похотливым маслянистым блеском, едва только мы, молоденькие потаскушки, поднимали свои лёгкие платья и демонстрировали свои кучерявые тёрочки, чёрные и каштановые. А у одной из нас, Фини, срамные волосы были совсем белые, поэтому дерзкая Штеффи говорила:
– С Фини вам это станет вдвое дороже, она у нас великая редкость!
Когда мужчины хватали нас, крутили и вертели со всех сторон, мы отпихивали друг дружку, верещали и изображали «стыдливость», а Штеффи вполне серьёзно говорила:
– Да, тут одни девственницы как на подбор, они вас очень стесняются!
И когда похоть овладевала мужчиной настолько, что у него на штанах чуть ширинка не лопалась, Штеффи как бы вдруг объявляла:
– Боже мой, какой уже поздний час, сейчас мне надо проводить барышень домой, иначе мама их будет ругать!
Или говорила:
– Ну что ж, целую ручку, господин доктор, теперь нам пора в танцевальный класс!
Тогда мы со смехом и пронзительным визгом бросались наутёк, оставляя его, как дурака, стоять посреди ночной улицы с вздыбленным членом.
Некоторые бранились нам вслед, и тогда мы тоже не оставались в долгу, показывали им язык, а Штеффи могла кое-кому и зад продемонстрировать.
Многие мужчины, получив от нас урок сладострастия, отходили затем в какую-нибудь подворотню, чтобы самостоятельно разрядиться, потому что идти спать с таким нашпигованным мясным обрезком им вовсе не хотелось.
Тогда Штеффи бывало возвращалась обратно, вставала рядом с ним и говорила:
– Позвольте помочь вам, господин доктор!
И с этими словами брала в руку его жёсткий хобот, и, глядишь, буквально через несколько захватов на того уже накатывало.
Она умела проделать и такой номер, что под её массажем даже самый дряблый член моментально вставал на изготовку и кончал. Потом она догоняла нас, отряхивая на ходу с ладони «крестьянские сливки», и говорила:
– Ну вот, на одного ребёночка меньше! К чему бедняге на белом свете мучиться. Штеффи – добрая, она всегда готова сделать людям одолжение.
То было золотое, весёлое время, денег у нас было предостаточно, а мы были дерзкими и задорными. Одна из нас, по имени Польди, умела рифмовать, складывая немудреные, но порой, надо заметить, очень весёлые и весьма «пряные» куплеты, и написала каждой из нас по стишку, который мы наизусть декламировали мужчинам, когда те интересовались, как нас зовут. Например:
Мицци я, лихая очень.
Полижи меня – я кончу!
Или:
Меня