В голосе отца послышались умоляющие нотки. Студент засуетился.
– Экая я дубина! – вполголоса выбранился он. – Мне вашу шляпу придется надеть, Александр Львович, – смущенно добавил он.
– А ваша где? – обернулся к нему Александр Львович.
– Почем я знаю… в Морском канале где-нибудь.
– А я и не заметил… Берите, родной, и бегите!
Студент торопливо ушел.
– Куда он, папочка?
– За платьем для тебя… Однако, Сашук, лежи смирно и постарайся не говорить много… Тебе не холодно?
– Нет.
Саша нечаянно солгал. До сих пор он не чувствовал холода, но теперь, придя в себя окончательно, ощутил неприятную дрожь: точно мелкие-мелкие капельки ледяной воды разбегались по его телу, начиная со спины и постепенно расползаясь по всему туловищу и голове… Это было крайне скверное ощущение. Мальчик закрыл глаза.
Ему вспомнилось все происшествие. Сначала неясно, точно сквозь сон или облеченным в туман представилось оно, а потом вдруг сразу словно осветил кто ярким светом темноту, и в памяти ясно и отчетливо выступили пережитые минуты… Минуты ужаса и борьбы со смертью… Неожиданный сильный удар, и потом холодная вода вокруг, настойчиво засасывавшая в глубину, будто тащил его кто-то страшно сильный, сдавливая со всех сторон холодными, плотными объятиями, тащил куда-то вглубь, стремительно и беспощадно… Напрасны были усилия вырваться из этих объятий, – ничего не помогало: сильный упорно тащил на дно… На мгновение мелькнула перед глазами баржа и две незнакомые фигурки на ней, потом в голове зашумело: тот же сильный давил и душил, потешаясь над жертвой… Больше Саша ничего не помнил, но и этого было довольно: дрожь ужаса прошла по телу; он глухо вскрикнул сквозь стиснутые зубы, и крик был похож на тот, который вырвался из его губ там еще, в воде…
– Саша, что с тобой?
Мальчик полуоткрыл глаза, увидел встревоженное лицо отца и улыбнулся бледной, слабой улыбкой: точно в мутный осенний день сквозь тучи пробился слабый и неуверенный отблеск солнца.
Александр Львович грустно покачал головой.
«Захворает», – пронеслась острая мысль в его голове, наполнив чем-то ноющим душу. Он прошелся по комнате, потом еще и еще… и принялся беспрерывно ходить взад и вперед, сам не сознавая, что делает, как обыкновенно бывает с людьми, взволнованными, занятыми тревожными думами.
Он с нетерпением поджидал доктора, надеясь услышать от него что-нибудь утешительное. Время от времени бросал он на сына, лежавшего с закрытыми глазами, взгляды, в которых было столько тревоги и муки, что всякий мог бы угадать, о чем думает и почему волнуется этот человек.
Дороже всего, дороже собственной жизни было для него благополучие сына. Хрупкий, нежный мальчик был для Александра Львовича бесценным сокровищем… Саша остался у него единственной целью, ради которой стоило жить после смерти жены. В Саше, помимо единственного сына, он видел еще и воплощение своей рано умершей жены, и вдвое дороже от этого был ему мальчик…