– Это что за макулатура?
– Сам ты макулатура! Это куртуазная литература! Наслаждение для трубадура! Писульки и открытки от твоих поклонниц, Павлуша!
– Да выброси их все, ради бога! – он в досаде отмахнулся от шутника-вахтера и стремглав выскочил на улицу.
На разогрев масла в машине ушло еще драгоценных пять минут, пока Павел мерз в холодном салоне и лихорадочно соображал, куда же ему теперь ехать – все-таки в Первую Градскую или сразу к Машке домой? Благо, адрес он помнил, и этаж у нее, кажется, четвертый… и подъезд, вроде бы, второй… вот только номер квартиры из головы вылетел от слова «совсем».
– Ладно, поеду в больничку для начала, наверняка она там еще… сестра милосердия, бля… – пробормотал он, и потер застывшие ладони друг о друга, чтобы согреть. Наконец мотор заработал нормально, и Павел, сняв автомобиль с ручника, вырулил на Тверскую, с нее – на бульварное кольцо, а там и до Замоскворечья рукой подать… Но не тут-то было – прямо перед Большим Каменным мостом пришлось потерять минут пятнадцать, пропуская кортеж правительственных машин, развозящих кремлевскую верхушку: кого в Барвиху, кого во Внуково…
Наблюдая за неспешным перемещением гаишников и таким же неспешным выездом вереницы черных машин из Боровицких ворот, Бердянский мечтал разбогатеть и подарить им всем по вертолету, чтобы не мучились сами и не мучили автомобилистов, вынужденных торчать по их милости в пробках… Он пару раз хватался за сотовый, чтобы позвонить, но в жуткой досаде кидал его обратно на пассажирское сиденье – у Машки, да и у Войновского, не было личных мобильных аппаратов, и позвонить он им не мог, а справочного телефона больницы попросту не знал.
Но вот, наконец, гаишник милостиво переключил светофор, и Бердянский, нагло оттерев с дороги навороченный черный джип, рванул на мост первым. Быстро проскочил большую часть Якиманки и… снова намертво встал в пробку, теперь уже на Ленинском.
Потеряв еще минут десять, он все-таки завернул в ворота больницы, бросил машину на стоянке для посетителей и бегом добрался до кардиологического отделения. Девица в регистратуре мурыжила его еще несколько минут – искала фамилию Петренко в своем журнале, задавая ему какие-то дурацкие вопросы, строила глазки, и в итоге отправила на третий этаж, в триста вторую палату.
– Вообще-то у нас посетителям можно только до семи, а сейчас уже семь ноль пять… Но вам, мужчина, так и быть, сделаю исключение! – с плотоядной улыбочкой напутствовала она его и добавила:
– Но в восемь всех выгоняют, имейте в виду! У нас с этим строго!
– Спасибо, что предупредили… – стараясь не пускать в сознание воспоминания о почти тюремном режиме и драконовских правилах тех больниц, где лежал он сам, Бердянский ринулся от регистратуры к лестнице, как вдруг…
– Эй, куда без бахил?! Надо бахилы надеть! –