Все-таки помог ей Бог, теперь уже совсем ясно. И ночь в такой постели вместо вонючего дивана, и днем постель-балет, вместо школьной тоски! Лафа.
Вернулась Наташа.
– Спать собралась, молодая и талантливая? Давай, пожрем сейчас. А потом и отработаешь. Даром здесь тебя никто кормить не будет!
Пообедали не хуже, чем позавтракали. А отработки Клава не боялась. Не думала даже за едой.
5
К вечеру пришла толстая тетища разодетая. Платье на животе натянуто – даже страшно.
– Вот и осетрина на тебя, – шепнула Наташа. – Или белуга целая. Всё сделаешь, как скажет. Чего не умеешь – догадаешься. Ты ведь у нас – талант. Сам Шурачок признал.
И исчезла.
– Ну что, девонька, как зовешься? – вытягивая губы засюсюкала осетрина.
– Клава я.
Клава постаралсь улыбнуться, хотя тетища ей не нравилась.
– Ты крашеная – или так?
– Как это?
– Волоски свои перекисью травила?
– Я всегда такая. Как родилась.
– Как из мамки – и прямо сюда, ко мне. Ну молодец, Клавусенька, иди сюда. А ты меня Пупочкой зови. Ну?
– Пупочка ты, – с трудом проговорила Клава.
– Вот так. Еще и понежнее постараемся, да?
– Пупочка, – пропела Клава.
– Ну и помоги мне, Клавусенька, расстегнуться.
Клава принялась раздевать толстуху, со страхом гадая, чего та для себя придумает. Лучше пусть просто выпорет. Дело привычное.
Обнаружилась грудь величиной с двойное коровье вымя. Громадные розовые трусы подошли бы и на слониху. Очень не хотелось их стаскивать с Пупочки этой страхолюдной.
– Ну и трюсики помоги, – пропищала Пупочка.
Пришлось стаскивать и слоновьи трусы. От резинки на животе остался след, будто от тракторной гусеницы.
– А Клавуся что же? Клавуся разве стесняется?
Клава легла, припоминая режиссуру Шурочка, и принялась стаскивать с себя тряпки, ерзая спиной по простыне.
– Ой сосочки… Ой пупочек… – причитала Пупочка.
Клава выбросилась тазом вверх, изгибаясь на мостик, и сорвала последнее прикрытие – туда, вниз, в пятки.
На секунду, забыв, на кого работает, она даже испытала удовлетворение от удавшегося па.
– Ой, писенька, – простонала Пупочка.
И впилась в названный объект губами. Пробилась глубже толстым языком.
Ну, если так – еще ничего. Лишь бы не ответные позы.
– А теперь покажи, – отдышалась толстуха. – Наташенька хвастала, у тебя еще бутончик целый.
Клава продемонстрировала толстухе и эту гордость своей хозяйки. Сама она еще не научилась гордиться собственной нетронутой перепонкой.
Толстуха проскользнула пальцем благоговейно.
– Береги, Клавуся, береги. Сбережешь, буду еще приходить и подарочки тебе оставлять. А теперь перевернись, посвети попочкой.
Клава исправно перевернулась.
– Ой,