Все это инструменты – даже разум. Но я терпела поражение из-за того, что не была как следует обучена обращаться с инструментом, доставшимся мне при рождении.
Тсали свернул в сторону от остатков древней дороги и повлек меня на восток. Я брела за ним, потому что другого плана у меня все равно не было.
День был пепельно-серым, как высохшая трава, через которую мы пробирались. Но никаких облаков я не видела. Потом я услышала журчание воды, и мой язык шевельнулся во рту, словно бы забитом пылью. Тсали потащил меня вниз по склону – тот постепенно становился все круче. Но теперь я следовала за ним с нетерпением, потому что увидела ручеек, бегущий по каменистому руслу.
Я опустилась на колени у ручья, вымыла руки – вода оказалась ледяной, – потом зачерпнула полную пригоршню и поднесла к губам. Тсали отошел чуть в сторону, присел и принялся лакать прямо из ручья. Напившись досыта, я огляделась по сторонам уже более осмысленно. Напиться-то я напилась, но хотелось еще и поесть.
Тсали вдруг выбросил руки вперед и встал; с чешуйчатой кожи стекала вода, а в когтях извивалась рыба. Он подождал, пока та затихнет, и бросил на землю позади себя, потом снова присел и стал уже пристальнее всматриваться в воду.
Хотя я давно выбрала путь и решила, что не буду убивать живых существ ради пропитания, сейчас я понимала, что должна думать о выживании и действовать логично и что если добыча Тсали означает жизнь и силу, я должна принять ее.
Но я никак не могла заставить себя прикоснуться к мертвой рыбе. Я лишь смотрела, как Тсали выдернул вторую рыбу из ее среды обитания. Потом он прошелся вдоль берега и вернулся с заостренной палкой, при помощи которой выпотрошил рыбу, и камнем, которым он ее почистил.
Огня у нас не было, да и Тсали все равно предпочел бы свою долю съесть сырой, я это знала. Я посмотрела на врученную мне долю с отвращением. Но я должна была жить, а это была единственная имеющаяся у нас еда. Я заставила себя понемногу откусывать плотное мясо и проталкивать его внутрь. Что ж, это не хуже, чем многие испытания, встающие перед воином. Раз я противостою Лайдан и ее миру, придется воевать, выбора нет.
Тут сверху раздался крик. Он настолько меня испугал, что я чуть не выплюнула очередной кусок, который заставила себя откусить. Подняв голову, я увидела птицу. Она уже разинула клюв для очередного вопля и нагло спикировала, явно целясь выхватить еду у кого-нибудь из нас.
Ее оперение было почти таким же тускло-серым, как небо. Но вокруг глаз красовались ярко-красные круги, и на миг мне померещилось, будто птица смотрит на нас сквозь пятнышки огня. Кажется, такие птицы мне еще не встречались. И хотя я мгновенно напрягла мое избитое и измученное внутреннее чувство, я не отыскала в разуме, с которым соприкоснулась, ничего, противоречащего увиденному. Ну да, это была хищная птица