Я развил бурную деятельность – лихорадочно закрыл киоск и рванул через улицу в магазин за коньяком, шоколадом и буженинкой для серьёзной закуски.
Прискакав домой, наскоро прибрал комнату и принял ванну.
Обтираясь полотенцем, я сервировал стол, еле успел – раздался звонок в дверь.
Лариса была не одна, а с подругой – блондинкой. Марину я знал, она раньше работала вместе с Татьяной.
Явление сразу двух девушек несколько раздосадовало меня, но я широким жестом пригласил их в комнату.
Подружки процокали высокими каблуками по плиткам коридора и, со свойственным всем женщинам любопытством, цепко обхватили глазами интерьер моей однокомнатной квартиры.
На заднюю от входной двери южную сторону комнаты выходили застеклённая дверь на балкон и ещё одно окно, так что вся комната была залита тёплым солнечным светом и казалась открытой на улицу, что сразу снимало с гостей всякую напряжённость.
Между дверью на балкон и окном висело большое овальное зеркало. Под зеркалом стоял полированный стол, сервированный на сей раз «простенько и со вкусом», и пара лёгких кресел.
На правой стене комнаты выпирал коричневый шифоньер, слева расположилась рижская стенка, заполненная ближе к балкону книгами и кассетами, посредине стенки водружался цветной телевизор, а у входа сверкала полировкой и никелем аппаратура для записи и воспроизведения музыки – «Эстония-001» и моя гордость – великолепные стоваттные колонки с эмблемой рижской «Радиотехники».
Справа от входной двери стояла тумбочка с установленным на ней большим вентилятором, поворачивающимся взад-вперёд в горизонтальной плоскости, чтобы, при необходимости, обдувать раскинутую за тумбой вишнёвую двуспальную тахту. Над тахтой висели масляная репродукция картины Леонардо да Винчи «Мадонна с младенцем» и большой цветной календарь-еженедельник, подарок англичан в честь совместной работы в Москве над компьютерным проектом.
Ничего лишнего, всё целесообразно.
Видимо, девушки пришли к такому же мнению и о хозяине квартиры, т. к. раскованно заулыбались и сели в кресла. Себе я поднёс стул и взял в руки бутылку с коньяком.
– Ой, девушка на картине – вылитая Татьяна. Это её фотография? – спросила Марина, заметив репродукцию над тахтой. Она всегда говорила громким, бесцеремонным голосом, как Дана из телепередачи «Армейский магазин», к тому же, смахивала на неё по внешности.
– Это мадонна Леонардо да Винчи. Татьяна тогда ещё не родилась, – объяснил я.
– А я думала – будем записью заниматься, – сказала Лариса, глядя на коньяк.
Она сидела лицом к солнцу, и я понял, наконец, секрет её больших глаз, так смутивших меня в киоске – глаза её как хамелеоны, играли всеми цветами радуги, но не отражённым светом, а активно излучаемым изнутри.
Столь редкое качество сразило меня вконец, в голове промелькнуло страстное, безнадёжное желание слиться с ними, раствориться в них.
– Можно и записью заняться, – продохнул