– Был в молодости, а теперь я суконщик. На меня работают пятьдесят человек, а наше сукно – самое лучшее во всем графстве. Поехали, сами увидите. Я настаиваю.
– Предложение в высшей мере заманчивое, сэр, но меня здесь задерживают кое-какие дела, которые необходимо завершить перед отъездом.
– Дела? – переспросил капитан Хэнкок с таким видом, будто счел заявление Фэйрфакса крайне забавным. – И что же это за дела, позвольте поинтересоваться?
– По церковной части.
– А! По церковной части? Вот, значит, как? – Хэнкок хлестнул по голенищу сапога стеком и покрутил головой из стороны в сторону, точно надеялся обнаружить препятствия к немедленному отъезду Фэйрфакса и устранить их. Но тот стоял на своем, и капитан в конце концов сдался. – Что ж, предоставлю вам добираться самостоятельно. Но я бы на вашем месте не слишком медлил, если хотите поспеть в Эксфорд до комендантского часа. С тамошними шерифами шутки плохи. Дамы… Фэйрфакс…
Он прикоснулся к виску кончиком стека, кивнул, надел шляпу и зашагал по дорожке.
Фэйрфакс проводил его взглядом:
– Похоже, он куда-то спешит.
– Джон Хэнкок даже на свет появился в спешке, – сообщила Агнес, закрывая дверь, – и умрет тоже. Так, моя милая, – обернулась она к Роуз, – я знаю, где ты провела все утро, но тут дела тоже ждать не будут. Сходи-ка и принеси посуду из церковной пивной да перемой ее всю, для начала. А вы, преподобный отец, не желаете перекусить?
– Вы очень добры, миссис Бадд, но, боюсь, я должен последовать совету капитана Хэнкока и поспешить с отъездом. Вот только доделаю кое-что в кабинете.
Оставшись один, Фэйрфакс закрыл дверь, сел за стол, взял в руки сверток, который лежал сверху, и принялся внимательно его разглядывать. Стало ясно, что приходскую книгу положили в большой черный пластиковый мешок и несколько раз обмотали его вокруг содержимого – для надежности. На этот раз он без колебаний развернул фолиант и вытащил его. Любопытство разыгралось до такой степени, что ему не терпелось узнать побольше. Толстый кожаный переплет, замочек из потускневшей от времени меди в виде трилистника. Когда-то давно, много лет назад, книгу залили водой, и, открыв ее, Фэйрфакс вдохнул терпкий запах прошлого: смесь плесени, пыли и каких-то еле уловимых ноток, кажется, ладана. Чернила выцвели и стали бледно-рыжими – лишь немногим темнее пожелтевшего пергамента, на котором были сделаны записи. Он зажег свечу, чтобы лучше видеть. Шрифт был угловатым, с длинными остроконечными хвостиками, расшифровывать его было сложно. Местами буквы стали невидимыми. Но Фэйрфакс все же кое-как разобрал написанное.
Maius IV sepultus MDXCVII antequam nascantur morienium filius Francis Tunstall, Agricola, et uxor Jane
VIII Iulii MDXCIX, et accepit Thomam Ann Shaxton Turberville de hac parochia
Ianuarii Robynns Nicolaus IV baptizatus MDCIV Aliciam filiam Rogeri Halys, Agricola, et uxorem, Margaritam, natus December XXXI MDCIII
Латынь была возрождена Церковью, став еще одним бастионом в борьбе против наукопоклонничества, так что слова и правила склонения в семинарии в Фэйрфакса вбили намертво, и, как только он уловил логику сжатого стиля, дело пошло споро.
Похоронен 4 мая 1597 мертворожденный