И тут помогла простая случайность (а может, это всё же была не случайность?). В самый разгар напряжённой работы, когда её уже вовсю начинало шатать от бессилья и голода, женщина зачем-то выглянула в коридор. И вдруг – откуда ни возьмись! – нарисовался Серёженька. На этот раз в отстранённых глазах паренька вспыхнуло непритворное сострадание к барышне. «Я могу быть вам хоть чем-то полезным?» – неожиданно спросил он, застыв перед нею. Она немного замешкалась, затем усмехнулась и – чисто из обыденной вежливости – бросила ничего не значащим тоном: «Приходите завтра – обои будете клеить!» Это была нелепая шутка, но от такой прямоты молодой человек слегка растерялся. «Хорошо, – неопределённо кивнул он. – А к которому часу прийти?» – «Часам к десяти», – засмеялась она, ни на секунду не веря поэту. (Да какая с него может быть помощь?!) Серёжа промолчал, развернулся и вышел на улицу в явно подавленном настроении. А вскоре она и вовсе забыла про эту беседу, прекрасно понимая, что с обоями ей точно придётся повертеться одной…
Но Серёжа пришёл. И вот – сидит сейчас рядом…
Она глубоко вздохнула, переведя взгляд с юнца на спящую девочку.
– Спит моя умница… Ладно, пойдёмте хотя бы замерим все стены…
С этими словами женщина надела очки, взяла карандаш, рулетку, а также «рацию-няню» (полезный чувствительный прибор, позволяющий всегда быть на «связи» с ребёнком), после чего «работяги» тихонько направились к выходу.
Её «официальная» комната располагалась неподалёку – буквально в паре-тройке шагов от «времянки».
– Тут у меня, конечно, полный трындец, – усмехнулась она, отпирая железную дверцу, – так что слабонервных сразу прошу удалиться!
Что говорить, внутри помещения царил характерный рабочий «переворот»: унылые голые стены, усеянные кусками навеки присохших обоин, тусклая лампочка Ильича, застеленный грязною плёнкою пол, сдвинутые к стенам стеллажи, беспорядочно сваленный инвентарь и специфический запах недавно подсохшей шпаклёвки (запах мокрого камня, песка и могилы)…
Серёжа задумчиво потоптался на месте.
– Что ж, всё лучше, чем у меня дома! – Затрясся от беззвучного смеха (почему-то он не любил смеяться открыто – видимо, стеснялся своих крупных зубов).
Она нерадостно ухмыльнулась, обнажив неброские мелкие зубки (от её улыбки по щекам разбегалась тонкая сетка морщинок).
Нависло гробовое молчание.
– Стало быть, решили обновить комнатушку? – прервал тишину мальчик.
– Ага.
– Насколько я понимаю, для личного пользования или… всё-таки продавать собираетесь?
– Пока только для себя… – сверкнула очками миледи и вдруг осерчала: – Какой смысл делать