– Да, дела-а-а!
Младенец молчал, блестящим взглядом смотрел на людей в белых халатах, на их резкие движения, даже слегка улыбался. Когда его принесли в помещение, ему оказался не по нраву холодный больничный свет и запах лекарств, он захныкал, но его тут же прижали к чему-то мягкому, покачали, и он разулыбался.
– Какой он, смеется чего-то, – Лизавета, не дыша, держала малыша на руках, тихонько укачивала и не сводила глаз с длинных пушистых ресниц, с носика-пуговки, перебирала золотистые волосы, – какой он, а!
Врач уже обзванивал нужные инстанции, заявлял куда надо. Только этого ему не хватало – возиться с младенцем из-за какой-то нерадивой мамаши! Он пытался выяснить у охранника подробности, но Пал Палыч злился, отмахивался на уличные камеры и постоянно повторял: «Даже не обернулась. Оставила и пошла».
Лизавета подумала, что хорошо бы перепеленать малютку в чистое. Она убирала слой за слоем, освобождала ребенка от старой простыни. Но, стоило показаться ножкам мальчика, а это все же был мальчик, медсестра остановилась, присела на край стола и позвала врача: «Семен Евграфович, вам бы глянуть!»
Тот подошел и протянул: «Во дела-а-а-а!». Ножки мальчика покрывали молочного цвета круги. Образуя причудливые узоры на коже, их рваные края резко выделялись на тельце. Ромка вытянул шею, рассматривая пятна, поднял палец и важно произнес: «Витилиго! Первый раз вижу в таком раннем возрасте. Но это же лечится, она из-за пятен, что ли, его бросила?»
– Подрастешь, и не такое увидишь, – врач почесал щеку, провел рукой по маленькой разноцветной ножке, – не угодил пацан уже с рождения. Дура!
Вскоре подъехала полиция, началась суета, вокруг младенца постоянно маячили серьезные лица. Лизавета последний час не сводила глаз с малыша, прижимала к груди, подходила к окну и вздыхала. А потом и вовсе укрылась с ним в туалете под предлогом, что того надо срочно помыть. Там в задумчивости разглядывала себя в зеркало, трогала морщинки у глаз, даже выдернула новенький седой волос. После отошла в сторону и с мальчиком на руках осмотрела себя со всех сторон. «А знаешь, давай жить вместе? Я стану мамой, дам свою фамилию. Только надо время, я все улажу. Ты еще не знаешь, что такое документы, но мы справимся. Вырастешь самым красивым», – прошептала Лизавета, оставила влажный поцелуй на златовласой головке и, полная решимости, вышла из своего убежища.
– И даже не обернулась, – проходя мимо по больничному коридору, все вздыхал Пал Палыч.
Елена Рейден
Звуки смолкают в полночь
Альтер стоял на мосту и чувствовал, как дрожат ноги. Внизу шумным раскатом бушующих волн неслась река. По одному синему виду волн ощущался холод и мрак, скрывающийся в глубине.
Там, где нет дна.
Там, где все закончится.
Вернер незаметно подошел и встал сзади на расстоянии