Он здорово помешкал, пока решенье принимал. С колоды как бы нехотя поднялся, приблизился и наложил мне на голову руки. «Что видишь?»
От прикосновения я вздрогнул. Пред взором внутренним стена серо-седая колыхалась; мерзавец некий пелену производил в количестве изрядном, но его старания воли концентратом я прикончил. Спала пелена, и перед очами отчётливо возникла сетка; ячейки стали заполняться жижей, цвета кофейной гущи, с вкрапленьями прожилок непроницаемости липкой. И грянула тоска такая, хоть топись, похлеще во сто крат, чем пятницами одолевает, нашёптывая: «Вот ещё неделька жизни прошуршала, а ты разбогатеть не хочешь. Даже не стремишься».
Не думал с положением мириться: «Нет», − воскликнул я. От закрашивания уцелела кромка верхняя. О том учителю я и поведал.
− Именно столько осталось существовать человечеству в его нынешнем состоянии. Многие попросту не успеют сообразить, как уклад привычный рухнет… Одним словом, каждый получит по заслугам.
Я схватил его руку, ко лбу прижал сильнее:
− Города превращаются в гниющие свалки, там за лучшие места воюют: животные, насекомые и люди… Летающие тарелки! Кого позвали, те бегут, чтобы места занять быстрее.
− Те, кто внедрен в человечество и отбывал свои уроки.
− А вот другие, прячутся в лесу.
− Те, кто нашёл язык с Природой. Дальше.
− Танцы, в движениях почти нет человеческого: клыки, копыта. Э, да там и рогатые артисты по сцене скачут. За столиками пируют, сорят деньгами, похваляются неправедной добычей. Музыка оборвалась, свет гаснет, вопли, точно посетителей ломтями нарезают.
Учитель выждал. Я сильнее прижал его ладонь.
− Сельские жители меня интересуют, − пояснил он.
Наверное, Евгений не понимал, что сюжетов выбор не от меня зависит. Несколько непонятных сцен с пришельцами, кто небольшими отрядами спускался на планету, вносил поправки в вяло текущие события и возвращался на борт корабля-матки. Одна из сцен происходила в помещении Избиркома, − пришельцы изменили окончательный итог голосования… Лишь затем, честное слово, показали сельчан.
− Ну, эти всегда в заботах, у них ничего не меняется. Хотя… они, по-моему, даже счастливы. Они радуются?! − Я отвёл руку и побратиму заглянул в лицо: − Это гипноз?
Он покачал головой, отрицая. Таким серьёзным я его ещё не видел.
− Кажется, я понимаю. Мы встретились, чтобы каждый получил толчок… Выходит, теперь я у тебя кое-чему подучиться должен.
− Чему? − Я едва не задохнулся. И уже без его руки, разглядел новую сетку, её ячейки быстро заполнялись изумрудным цветом… квадратики с золотой и серебрянной каймой. Чуть погодя, спросил я: − Больше всего чего боитесь вы, Евгений Васильевич?
Он, не задумываясь, ответил:
− Электричества. Как и в прошлой жизни, не преодолел опаски − голою рукой по проводу, что с виду безобиден.
Обрадовался, что преимущество имею, всего на миг себя со стороны