На всю жизнь запомнился ее строгий палец, и в ангела Катя до сих пор верила. Иначе кто, если не он, ей во всем помог?
Сбылось все и сразу. Поступила в ГЦОЛИФК, будет пловчихой. А что совсем неплохо, поживет в столице, на людей посмотрит. Вышла замуж. По глупости думала, что нос родне урыла, а нет! Никого это не удивило. – «При такой-то внешности, Катюнь, а ты не поспешила?». Муж носил на руках, как и мечтала, жаль только недолго, на свадьбе носил, в квартиру внес. О том, что дальше было, Катя вспоминать не любит.
Ромка не был романтиком. Любил – да, обеспечивал, не изменял и не ревновал. Он был практичным. Жена давно не девочка, свои ноги имеются и вон какие крепкие, как у скаковой лошади. Подумать только, как у лошади! Вот и пусть сама ходит, сама кусок хлеба добывает. По хозяйству помогал, не отлынивал. Все было честно: пополам посуда, пополам полы и полки на антресоли. Хороший был муж, другая бы не жаловалась, не посмела.
Перед глазами горел зеленый свет светофора. Горел яростно, также яростно Катя не замечала его намеков. Её объезжали слева, с интересом выворачивали шеи и заглядывали в салон. Они видели бледное лицо и растерянный взгляд и двигали дальше. Ничего из ряда вон выходящего, вполне привычная картина для ночи в Москве. На следующий зеленый она тронулась. Поток мыслей-воспоминаний прервался лишь на пару секунд.
Её семейная жизнь была как потерянный мужской носок. Один постиран, выглажен, лежит в ящике, ждет свою пару, а она где? Прижата диваном, дышит пылью, света не видит. Тоскливо было года полтора, а потом как-то само свыклось. Не умела она страдать долго, а надо? Видели этих великомучениц. Темные круги под глазами, ранние морщины, опавшая грудь, щеки и все это она сама с собой сделала, своими же руками. Нет уж, спасибо. Катя старалась не усложнять себе жизнь. Нагнетала мама:
«Работу твой муж любит больше, чем свою жену. Когда в последний раз вы хоть куда-то выбирались, а разговаривали по душам?». – «По душам, ма, ну, ты насмешила. Ха-ха! Любит работу, и замечательно. На этот случай Бог ему судья, проехали! Катя Финская не такая, не из тех баб… не скулит часы напролет в телефонную трубку, не плакса я, а на хандрить страшный аллергик. Ну, задержался или, скажем, явился запоздно, да разве это смертельно? Даже наоборот, полезно, полно плюсов. Хочешь – готовь ужин, хочешь – не готовь, никто ведь не спросит и слова не скажет!
Сколько раз такое было? Ромка поужинает в институтской столовке, а я как дура жду мужа и без конца грею его любимые стейки из лосося? И говорю себе, повторяю, «Да, успокойся ты, Катька, еще час назад рыба развалилась, опомнись, милая!». Вспоминать противно. За себя, конечно стыдно, за то, какая наивная чукотская школьница, как будто жизни не видела. Ей богу, с крайнего севера сбежала в столицу. Опять же телевизор в моем полном распоряжении. Телефон, о! Час другой потрещать с любимой подружкой, и никто, мам, над ухом не бурчит, мол, «Потом посудачите. Все равно никогда ничего умного не скажете, так зачем зря воздух