– не проблема – можно так и оставить, просто разровнять, подстричь траву; из-за развалин и горной местности здесь естественные террасы; насадить розовых кусты разной высоты, пусть идут переливы цвета – от красного к ярко-красному, к темно-красному, к розовому – медленно, постепенно, чтобы можно было сидеть на лавочке, курить и смотреть, какой фантазер был Бог; а наверху протянуть сетку из новогодних гирлянд… твою ж мать, думал он, с такими планами мне придется задержаться здесь лет на двадцать. Он вернулся, сказал, что ему нужно, Изерли выдал инструмент, перчатки из ткани, клетчатые, – сам шил? – пошутил Тео, ну да, ответил серьезно Изерли; Тео заткнулся и до самого вечера провозился в саду, разгребая камни и выдергивая траву; плечи и спину ломило; принял душ, переоделся – по пути забредая всё еще не в те коридоры; тонкий черный свитер в обтяг, очень теплый, с белыми полосками на рукавах; черные вельветовые штаны с классным ремнем – серебристым; кеды; пошел на исповедь к отцу Дереку; и, наконец-то, не заблудился, нашел часовню; там сидел Дэмьен, улыбнулся ему – в руках у него были красивые четки – из красного стекла; и сам он был весь в красном – бордовом, вишневом, цвета спелой малины – бархатные штаны, протертые уже чуть-чуть на коленях и попе, рубашка, галстук с розовыми полосками, пуловер; «извини, Дэмьен, но где…?» «отец Дерек в своем кабинете, это соседняя дверь; но ты подожди, там сейчас Ричи пинают» – шепотом; Тео встал у окна, за которым было уже темно, и он видел только свое отражение да пару веток, касавшихся стекла; руки горели от работы; ужас, второй день, а уже подрался с Ричи; и идет на исповедь; он на исповеди лет сто не был, с прошлой Пасхи, на это Рождество не успел; и в приход не зашел, сказать отцу Матфею, что уезжает – в Братство Розы; тут дверь, вся в фантастических узорах – виноградных лозах, фавнах, как шкаф у Андерсена – открылась, и вышел Ричи – отек у него не прошел, но и хуже не стало; «эээ… привет» сказал Тео; «привет» спокойно отозвался Ричи; опять весь в синем-голубом, рубашка, пуловер, джинсы; сделал пригласительный жест рукой; Тео вошел осторожно, оглядываясь, вдруг цапнет, клеща за шкирку бросит; но Ричи сразу пошел по коридору к себе. Кабинет у отца Дерека был в том же духе – Макфадьенов, Талботов, ван Хельсингов – три окна – днем, наверное, здесь очень светло, насквозь; старинный стол, весь в бумагах, и с ноутбуком, «маком», черным; огромный резной стул, с золотом и какими-то почти черными камнями; и два современных круглых мягких золотистых кресла у окна в центре; а между окнами – книжные полки; и на столе – аквариум в форме бокала для вина, и в нем – две золотые рыбки; золотистые и красные лампы повсюду, круглые, будто отец Дерек пришел в магазин и скупил всю партию, все вариации; сам отец Дерек сидел в одном из золотистых кресел и указал на соседнее; «садись, Тео» – это была не совсем исповедь, как привык Тео – скорее, разговор; отец Дерек спросил, гомосексуалист ли он; Тео подпрыгнул.
– Можно, я скажу как есть?
– Уже не радует, – ответил отец Дерек.
– Мне
