Сударев был мечтателем, еще с детдомовских времен, когда оставался один на один с подаренной мягкой подушкой после всеобщего отбоя. Он лежал, закрыв глаза, будто спал, а сам предавался безудержным фантазиям, соответственным времени жизни. И если на казенных простынях приюта ему приходили видения, что его опять усыновила многодетная пара из леспромхоза Лая, то в последние годы жизни все чаще приходили картины, как он лежит на смертном одре, а к нему сходятся, сбегаются и съезжаются все женщины, с которыми он был в отношениях близких и сокровенных. С этого должен был начаться так и не написанный роман. Сударев мысленно разговаривал с каждой, опуская всяческие меркантильные интересы, вспоминал самое важное, интимное и опять всех любил до неистовой, щемящей страсти. Свежесть и новизна отношений была настолько острой, что он часами не в состоянии был погасить яркости чувств, уже в который раз переживая их возвышенное торжество. Неведомым чутьем, будучи на расстоянии, Сударев в такие мгновения будто вызывал дух своей прошлой избранницы и вступал с ним в диалог, слушая некие запоздалые покаяния.
Иногда эта мечтательность растягивалась не на одну ночь, не давая разомкнуть глаз, но все окружающие – дети, жены, подруги и друзья, ничего не подозревали, полагая, что он крепко спит. Однажды Анна перепугалась, решив, что он без сознания, когда Сударев вспоминал и беседовал в своем воображении с учительницей русского языка, которую звали Марина Леонидовна. Оказалось, что он лежит неподвижным и бездыханным девять часов! И только поднесенное к губам, зеркало показывало, что жизнь еще теплится в его организме. Поэтому Анна не поверила фельдшерице со «скорой», а тогда, очнувшись от путешествия в мир грез, он честно ей признался, что всю жизнь любит свою учительницу и сейчас мечтал о ее возвращении из мира духов в реальный образ. Аспирантка была склонна к эзотеризму, профессору поверила, однако спросила с материалистической ревностью:
– Как можно любить? У вас такая разница в возрасте!
– У нас с тобой тоже. – отозвался он. – Но ведь ты меня любишь?
– Я вам служу. – был ответ. – А это больше, чем любовь.
После подобных мечтательных экскурсий в прошлое оживал не он – люди, которых Сударев касался мыслью, словно набрасывая им на голову неотвязную пелену воспоминаний. Особо чувствительные женщины возникали из небытия почти сразу после «сеанса», начинали