– Привет, – говорит он. – Понимаешь, нам предстоит очень сложный и долгий разговор. Семейные финансово-имущественные проблемы, понимаешь? Поэтому мы с Дашей решили здесь, так сказать, в тишине и покое, всё разобрать. Посмотреть бумаги… Ты понимаешь?
Он показывает на портфель, который стоит на кресле.
– Да, да, конечно, – смиренно говорю я, встаю, подбираю свои веники и ершики, прохожу мимо него в комнату, подхожу к кровати, стаскиваю одеяло, простыню, наволочку.
– Ты что? – спрашивает он.
– Постель перестелить, – говорю я.
– С ума сошел? – вдруг орет он. – Ты что, мне не веришь?
– Положено, – говорю я.
– Что с тобой? – он продолжает орать. – Ты почему в лакеи записался?
– На всё воля Божья, – говорю я, как велел настоятель.
– Лучше бы ты у меня попросил денег! – кричит он. – Если совсем уж денег нет! Я бы тебе дал! А ты нанялся за мной следить!
– Чего-о-о? – теперь я ору в ответ. – Ты в своем уме? Ты кем себя считаешь? Да ведь он, – я обращаюсь к Даше, которая стоит, отвернувшись к окну, и по спине ее видно, что она душу черту бы продала, только бы не было этой позорной сцены, – да ведь он очень средний бизнесмен. Небольшой такой бизнючок! И чтобы я – вы знаете, кто я?! – стал за деньги за ним следить? Даша! Он просто псих! У него мания величия!
– Ладно, – вдруг соглашается он. – Но тогда скажи, что ты здесь делаешь?
– Я поступил в монастырь, – объясняю я. – Но душа моя изъедена грехом гордости, и мне назначено такое послушание. Меня могут узнать постояльцы. Мне надлежит смиренно вынести их вопросы, насмешки или обидную жалость.
– Врешь! – говорит он. – Даша, ты ему веришь? Ты ведь знаешь, кто он? Ты веришь, что этот богемный понтярщик может уйти в монастырь?
– И ты врешь, – отвечаю я. – Даша, откройте портфель вашего свекра и покажите эти семейные финансовые бумаги. Завещания, дарственные, выписки со счетов. Хотя бы издали.
Даша безвольно поворачивается и идет к портфелю.
– Стоп! – говорит мой приятель. – Не надо. Я тебе верю.
– Честно?
– Честно, честно, – он прижимает руку к сердцу. – А ты мне?
– И я тебе верю, – вздыхаю я. – Спаси Христос.
– Ну, мы с Дашей пойдем, – говорит он.
– Погодите, – говорю я. – Помогите перестелить постель. И зачем уходить, вы же собрались поговорить о делах, и я вам верю. Я сейчас уйду.
– Вы врете! – вдруг в слезах кричит Даша. – Вы все всё врете!
Она убегает.
Мой приятель открывает портфель, достает бутылку очень хорошего вина и начинает перочинным ножиком расковыривать пробку, приговаривая: «Его же и монаси приемлют».
На полустанке
Вагон был совсем пустой. Тамара сидела у окна. Верхняя форточка была прикрыта неплотно, сильно сквозило. Тамара покрепче закутала шею платком. На коленях у нее была сумка, из которой сквозь заоконную гарь и вагонную вонь доносился чудесный, праздничный запах