13 марта 1955 года мы выступали в городском драматическом театре в Ногинске с этим спектаклем. Это было соревнование – отбор лучшего номера от города Ногинска для выступления в Москве на конкурсе всех городов Московской области, вернее, самодеятельных коллективов этих городов. Нас гримировали профессиональные актеры. После спектакля, вернее, после концерта нас завалили цветами, актеры нас целовали, обнимали, говорили комплименты! В общем, нас выбрали представлять в Москве город Ногинск. И что же! И там мы победили, в Москве! 29 марта 1955 года мы получили признание комиссии, состоявшей из старых известных актеров: «Вы играли как профессиональные актеры» – таково было общее мнение комиссии.
У нас были большие шансы для поступления в высшие актерские школы тогда.
Будь я в десятом классе, я, возможно, стал бы актером, но мне было всего пятнадцать лет, и я заканчивал восьмой класс школы.
Это происходило на Белорусской площади или в районе Белорусского вокзала. Клуб имел конструктивистский характер. Мне кажется, но я не уверен, что это был клуб «Каучук».
Таким образом, я поехал дальше.
Я витал в облаках, мечтал об аккордеоне, Париже, Театре, с грехом пополам учился, на школьных вечерах иногда выступал в комических обычно ролях, активно участвовал в школьных попойках, меня любили мои друзья.
Летом 1955 года мне удалось съездить в Мариуполь, или Жданов, что на Азовском море, на Украине. Нас с сестрой пригласила ее подруга Лиля, с которой Дина училась в Менделеевском институте в Москве. Это была семья греков, живших на Украине. Там я снова влюбился, не знаю, прав ли я был.
Мои школьные друзья
Как я уже написал, по дороге в школу (зимой, конечно) мы всегда гоняли льдышку замерзшего лошадиного говна. Женя Звонов жил недалеко от меня, в ста метрах, и мы обычно вместе шли в школу. Говна было немало, и это нас развлекало. Не знаю, как Женя до этого дошел, но он учился музыке. Сначала на гармонике, а потом дошел и до кларнета. Он рано пошел «по женской части» и делился со мной своими впечатлениями. Музыкантом большим он не был, но мама считала его всегда большим пьяницей. Женя был скорее лабух, играл на похоронах, чем зарабатывал, был кучерявый, шевелюрой немножко напоминал Пушкина. Он сильно опередил меня также в политическом развитии. Он ненавидел советскую власть и коммунизм со школьной скамьи, и я, к стыду своему, его увещевал, спорил с ним, объяснял ему Маркса, которого немного читал в старших классах интереса ради, а не насилия. Маркс мне казался убедительным, несмотря на то что Женя справедливо показывал мне на говно кругом, – мол, было и будет. А я ему: «Нет, отомрет», – был политически отсталый.
Его сильно превосходил в пьянстве второй музыкант и лабух Юрка Мельников, за что рано поплатился жизнью: он умер в тридцать семь лет, как поэт, – от пьянства. Юра в детстве болел полиомиелитом,