– Куда вам? – переспросил шофёр, будто не слышал совсем того, чего ему сказали только что.
– В центр – терпеливо повторил Илья Максимович.
– Зачем? – спросил шофёр, но не так заинтересованно, как спрашивают, желая чего-то узнать, а как-то равнодушно, с той интонацией, которую вкладывают, желая урезонить, мол – «Тебе оно надо? Брось. Глупости всё».
Иначе как изысканное издевательство воспринять такой ответ таксиста нельзя. Встречаясь с изысканным издевательством, некоторые нормальные люди нервничают, некоторые и подавно – звереют. Илья Максимович смутился. Не потому, что сробел, а потому, что не мог уразуметь – какой род неуважения к его личности проявляет таксист своей интонацией и нелепым вопросом? И в целом, что это вот сейчас происходит?
– Вообще-то по делам – ответил Илья Максимович, желая выйти из конфликта мирным путём. Он даже не смотрел на таксиста, чтобы не нарушать границ, но таксист разглядывал пассажира наглым образом. Всё с той же меланхолией в голосе, он спросил:
– Что? Важные дела?
Илья Максимович решился проявить стойкость характера, вперил в таксиста ответное, максимально прочное выражение лица и вдруг обнаружил в глазах водителя полное отсутствие издевательства, либо ещё какого высокомерия. Взгляд таксиста оказался крайне задумчивым, даже отстранённым, хоть и направлен был, вроде бы, в его, Ильи Максимовича сторону.
– Да – сказал Илья Максимович, осознавая своё право не уточнять, и уточнил – служебные.
– Угу – угукнул водитель.
– Ну, мы может быть, поедем? – предположил Илья Максимович вариант положительных перемен в жизни.
– Вы действительно в этом уверены? – спросил шофёр, и по нелепости поставленного вопроса Илья Максимович понял, что общается с сумасшедшим. Тем не менее, стараясь сдерживать себя, сумасшедшего таксиста и весь этот мир в каком-то разумном русле, он уточнил:
– В чём?
– В том, что надо ехать – всё так же отстранённо пояснил таксист.
В открытое окно лился воздух, непривычно тёплый для зимы, скорей даже весенний по своей консистенции. Воздух пах гарью, сыростью, кооперативными чебуреками и вообще городской сутолокой. По этим запахам, а ещё пуще по непривычной теплоте своей, казался тот воздух не только насыщенным, но и пьянящим. Илья Максимович глубоко вздохнул носом, чтобы сохранять самообладание, но запахи оттепели странным образом вплелись в общую композицию и опрокинули её. Очевидная нелепость бесед с чокнутым таксистом, несуразность его философского отречения от шофёрской функции и совсем уж необъяснимая серьёзность ведения диспута, в сочетании с атмосферной аномалией, переменили Илье Максимовичу