– Сколько? – спросила я, кивнув на румяную пышку.
Пекарь в белом фартуке и накрахмаленном поварском колпаке назвал цену, и я едва не присвистнула.
Ого! Из золота, что ли, их пекут? Так моих медяков и на день столичной жизни не хватит!
Но делать было нечего. Я отсчитала монеты и взамен получила теплую обсыпанную сахаром пышку, от которой тут же отхватила кусок.
Вкусно. Но, увы, ничуть не вкуснее наших. И почему-то от этой мелочи стало как-то особенно грустно. Что не помешало мне с аппетитом доесть все до последней крошки.
Я постояла немного, раздумывая – не купить ли еще одну? Но монет оставалось совсем мало, а ведь придется еще платить за ночлег.
Я с трудом отвела взгляд от румяного искушения и спросила у пекаря:
– Не подскажете ли, сир, где здесь постоялый двор? Недорогой…
Он окинул меня оценивающим взглядом.
– Да тут все дорого! Недорогой – это только если на окраине. Но идти далеко. Пойдешь вдоль по этой улице, до самой пожарной каланчи, потом свернешь направо, еще одну улицу до конца пройдешь. Потом налево, а там уже у любого спросишь, где постоялый двор.
Так, до каланчи, потом направо, потом налево… Вроде бы понятно.
– Только ты это… – добавил вдруг пекарь, – лучше у женщин спрашивай. А то мужчины не так понять могут.
Он подмигнул, и я почувствовала, как мои щеки загораются.
– Спасибо, – буркнула я и, выскочив из магазинчика, зашагала в указанном направлении.
«Дойдешь до пожарной каланчи». Легко сказать! А вот идти пришлось долго. День плавно перетек в вечер, ноги гудели, дома становились беднее, яркие витрины уже не радовали, да и попадались реже и реже, а каланча все никак не показывалась. Пару раз я пугалась, что давно пропустила ее, и снова спрашивала дорогу у прохожих. Но они неизменно отвечали: «Во-он там, дальше».
Башня из красного кирпича замаячила впереди, когда уже начало смеркаться и засияли, пока приглушенно, магические фонари.
Я дошла до нее, свернула один раз, другой. Что там говорил пекарь? Сначала направо, потом налево? Или наоборот? Я остановилась посреди пустынной улочки и поняла, что заблудилась. И теперь понятия не имела, куда идти.
Этот район столицы вовсе не был похож на центр. И на мой городок тоже. Дома – высокие, тощие – обступали узкую темную улочку, на которой я стояла. Давили, закрывая собой небо. Ни одного фонаря, даже не магического, а обычного – лишь призрачный свет из нескольких окон.
Я в ужасе всхлипнула. Стоять было страшно. Страшнее, чем идти. И я зашагала дальше.
Уже совсем стемнело, и у меня не осталось никаких шансов добраться до постоялого двора. Даже дорогу спросить было не у кого: навстречу не попадались прохожие. Может, и хорошо, что не попадались – я и представлять себе не хотела,