Холмы тронуло лиловостью, и была уже середина дня, когда я закончил с делами. Из города на холме доносились пронзительные голоса суеты, всё более настойчивые зовы. Слуги мельтешащими, поспешными огоньками бегали по коридорам на господние колокольчики в каждом из здешних имений. Мы с Зуманном, прихватив цилиндры и трости, отправились в здешний сад, смежный с рощей мистера Уилсона. Мы шли несколько миль и старились никого не встретить, ибо всеобщий интерес к нашему положению заставил нас убыстрить бег и склонить головы. Мы обошли стороной целый город, где гремели экипажи; город, гудящий людьми, занятыми разными ремёслами, – и, до этого никем не замеченные, мы вышли на заросшую тропку, бежавшую вверх по холму. На опушке мы заметили гуляющих дам, и пока мы не были ими обнаружены, никому не было дела до наших жизней.
——–
СТОРГЕ
Сквозь клубы дыма человеческих душ я наблюдал, как одна из девушек двадцати шести лет, пожалуй, непринуждённо собирала ветви сирени, чтобы та лучше росла. Очарованный её свежестью и метафизической, притягательной энергией, я шёл вдоль по вытоптанной трапе. Она не была похожа на хозяек здешних имений. Пожалуй, она была не замужем. Я имел возможность разглядеть её чёрные убранные пряди волос под длинными бортиками её шляпы. Но в миг мы с Зуманном скрылись за высокими живыми изгородями кустарников, усыпанных красными ягодами. Для Зуманна она была смазливой, набитой дурой-простушкой; мой друг продолжал рассуждать, что род Барннетт пал, подобно Вавилону. Последний своей породы! Вот он я – Дилан Барннетт, со своими глазами Барннеттов.
Я доверился потоку времени, и успокоил дух в дрожи восторга перед толпой горожан; я потонул в толще имён. Я не боролся с ходом жизни, просто позволил потоку времени обучать меня. Но к моему стыду из моей памяти давно уж стрелой вылетела дивная девушка, повстречавшаяся во второй день пребывания в долине.
Настал июнь. Прикорну, порой, часок-другой, а проснусь – и опять та же скука: главы семейства влекут в мой дом своих дочерей на знакомство (а точнее, на знакомство с моим состоянием). А порой бывает и так: я проснусь раньше всей цивилизации, и в 5 утра напьюсь чая среди ромбовидных обоев здешних комнат, да и брожу из комнаты в комнату. А в двенадцать часов наливаю себе коньяка, ведь какая мука выслушивать всех моих гостей, ездить с ними по здешним провинциальным балам. Я был отравлен иллюзией жизни в гармонии. И это надменное «проезжайте»