И громко вскричала девушка:
– Охотник, охотник, не убивай этих птиц!
Но Аслан-Гирей уже пустил стрелу… Взвилась она и в лебедя попала.
В последний раз лебедь взмахнул крыльями и тяжело упал на землю около колодца.
Девушка к нему подбежала и увидела, что стрела пробила ему грудь, кровью окрасились его белые перья, и бился он в предсмертной муке.
Склонилась она над ним, и лицо ее запечалилось, а на глазах показались слезы.
Подняла она голову и увидела, что другой лебедь взвился вверх, кружился над селением, громко кричал, и жалоба слышалась в его крике.
Увидел Аслан-Гирей, что плачет девушка, удивился.
– Милая! – воскликнул он. – Тебе лебедя жаль?
Она не отвечала и смотрела на умирающую птицу.
Помолчал Аслан-Гирей и сказал:
– Девушка, ты не говоришь мне своего имени, я и не буду спрашивать о нем, а назову тебя Лебедем…
– Нет, нет! – вскричала она. – Не называй меня Лебедем – это имя несчастье мне принесет. Зови меня Гульнара, тем именем, которое дала мне мать.
К колодцу подошел старик-нищий и, сняв шапку перед Аслан-Гиреем, заговорил, униженно кланяясь:
– Сын славного хана! Глаз твой верен и тверда рука! Я видел, как поразил ты птицу, и сказал себе: так стреляет только отважный Аслан-Гирей, сын могучего хана.
И кланялся старик, к земле припадая…
Достал Аслан-Гирей из кармана золотой, бросил нищему.
– Прощай, Лебедь прекрасный! – крикнул он девушке, ударил плетью коня и помчался.
Гульнара посмотрела ему вслед.
– А я не знала, что он – сын хана, – сказала она старику.
Старик не слушал ее: спрятав золотой, он вынул из ножен, висевших у него на поясе, нож, прирезал лебедя и, взвалив его на плечо, пошел.
– Вот, – сказал он девушке, – как случилось: целый день был я голоден, потому что не за что было хлеба купить, думал, что и завтра буду голодать, но Бог не забыл старого Мустафу.
На другой день Аслан-Гирей был в селении, как и в прошлый раз, один.
Ехал он в лес на охоту, а сам думал о Гульнаре…
Направился он к колодцу и на дороге встретил вчерашнего нищего, который едва завидел его, шапку снял и униженно кланялся.
– О, храбрый сын славного хана, – запел было он, но Аслан-Гирей остановил его.
– На вот тебе, старик, – бросил он ему золотой, – только и ты услужи мне: укажи дом отца Гульнары…
Держа шапку в руках, провел старик Аслан-Гирея на край селения, до старого домика с огородом и садом.
Подъехал Аслан-Гирей к воротам и громко крикнул:
– Лебедь, Лебедь!
На крик вышел Меджид, отец Гульнары, уже старый человек, узнал Аслан-Гирея, шапку снял.
– Добро пожаловать, молодой хан, – проговорил он, кланяясь.
– Мой конь устал, дай отдохнуть ему в твоем дворе, – сказал Аслан-Гирей, слезая с коня.
Из дома вышла Гульнара, и щеки ее вспыхнули, и потупила глаза она.
Радость охватила Аслан-Гирея.
– Лебедь, – проговорил он, подойдя к ней. – Милая девушка, люблю