пехотный из 600 человек отряд, предназначенный для охраны оружия и багажа. Можно себе представить, что, последовав за таким значительным караваном, мы не преодолевали большого пути за день. К полудню, после 20–30 верст пути мы останавливались в какой-нибудь долине, где можно было запастись водой, дровами и травой; генерал выбирал подходящее место, чтобы установить наши калмыцкие кибитки, которых было три: одна для генерала, другая – для его свиты и третья – для нас. Мы разжигали огонь, резали барана, готовили обед, который обычно приходился на 5 часов вечера. В ожидании некоторые отдыхали, другие исполняли поручения в окрестностях, однако, не уходя слишком далеко от лагеря, чтобы не быть захваченными черкесами, окружавшими нас повсюду. Черкесы долго наблюдали за нашим походом с едва скрываемым недоверием, которое вызывали наши движения. Обед всегда накрывался в кибитке генерала, более просторной и более теплой, чем наши. Мы садились на землю; длинная скатерть, расстеленная на дерне, и тарелки на коленях. Калмыцкие кибитки имеют форму вытянутого цилиндра с усеченным конусом; вверху вырезано круглое отверстие, чтобы выходил дым, когда внутри разжигают огонь; это отверстие во время дождя и ночью закрывалось своего рода крышкой. С большим мастерством и точностью каркас кибитки был построен из легких деревянных прутьев: все было покрыто большим куском белого плотного войлока: ни дождь, ни ветер туда не проникали. Шесть верблюдов были предназначены для их перевозки. Несколько калмыков, владельцев этих верблюдов, с помощью казаков устанавливали палатки за короткое время. К вечеру наш лагерь представлял собой очень оживленную картину, новую для нас и для черкесов, учитывая то, что до нас еще ни одна армия не доходила до этих долин. Пушки, охраняемые пехотинцами, а повозки – казаками, прибыли все, до последней. Кибитки офицеров из белого полотна были уже установлены, было только несколько солдат, которые работали на строительстве своих шалашей, если можно так назвать травяные кучи, в которых они делали ямы, чтобы там спать, или несколько бурок, развешанных на деревянных прутьях, вбитых в землю. Багаж сосредоточили в одном месте. Лошади и верблюды разбежались по долине в поисках корма. Часовых располагали на пунктах, возвышающихся над лагерем и в окрестностях. Наконец, мы собрались на вечернюю молитву. Ударили в барабаны, выстрел из пушки повторился эхом. Это был сигнал ко сну. Моя бурка, расстеленная на траве, служила мне подстилкой. Укрывался я другой буркой, которую взял из предосторожности. Дневное утомление нас скоро погрузило в глубокий сон, который изредка прерывался криками часовых, окружавших нас. На рассвете вновь прогремел барабан; нужно было второпях вставать, одеваться, потому что четверть часа спустя кибитки разбирали, и ленивые рисковали быть застигнутыми в своих постелях под взглядами всего лагеря, они будут одеваться, предоставленные утренней свежести, а порой и под дождем. Авангард сразу пустился в путь, а мы следовали за ним в порядке, который я уже описывал.
Теперь
