Хотя, пожалуй, само это деление на первый, второй, третий… сколько там еще этих миров, я точно не знаю, – не совсем корректно.
Да и почему «стал»? Он просто есть, этот мир вокруг меня. Мир мысленных образов, ощущений. Мир без слов. Где люди понимают друг друга, настраиваясь в резонанс на одну энергетическую волну, обмениваясь лишь образами и ощущениями и другой информацией, передаваемой квантовым путем.
Хотя еще порой по старой привычке мы обменивались и звуками, отдаленно напоминавшими то ли слова, то ли музыкальные ноты и мелодии, дополняя свои образы.
Серафим нетерпеливо потоптался у меня на плече. Но у меня не было в кармане ни крошки, – ничего, чтобы его порадовать.
Осторожно повернув голову в его сторону, я увидел черный клюв и над ним – блестящую круглую точку глаза. Ворон тоже смотрел на меня.
Он был похож на обычного земного ворона, сидящего на мусорке и каркающего на всех, кто проходит мимо. Наверно, я назвал его так по ассоциации со словом «серый». И уж точно имя не соответствовал смыслу древнеиудейского слова «сераф», что означало «огонь», или даже «дракон».
Наши пути впервые пересеклись год назад, когда слабый, но довольно крупный птенец, пролетая надо мной, вдруг шлепнулся – наверно, от усталости и истощения, – мне на голову, затем оттолкнулся своими скрюченными корявыми лапищами, и тяжело полетел дальше на бреющем полете.
Возможно, он тогда еще только учился летать. И по какому-то птичьему наитию уже тогда «усёк», что мне можно «садиться на голову», что называется, в прямом смысле. И что его точно не прогонят и, вполне вероятно, – еще и накормят.
Похоже, у меня с этой птицей установилась какая-то странная, но довольно крепкая связь. Я это чувствовал. Видно, то же чувствовал и Серафим. Видя меня поблизости, весьма фамильярно садился мне на плечо.
Я попытался мысленно спросить у него: «дружок, ты что-то хочешь от меня? Или ты любишь меня совершенно бескорыстно?»
Серафим встрепенулся, но конкретного ответа я так и не получил. Ворон неловко потоптался у меня на плече и, резко оттолкнувшись, взлетел, тяжело хлопая крыльями.
И это тут же погрузило меня в философское осмысление данного маленького события, да и вообще многого другого, что происходило со мной, с нами, людьми, в последние два невероятных десятилетия. Всё разворачивалось так быстро, что мы все не успевали полностью осмыслить суть происходящего.
Я знаю, кто меня ждет?
Наш мир в обиходе назывался Прозрачный.
А моя бывшая, Мариша, улетела в свой мир, который назывался Сияющий. Там, говорят, в небесах парили настоящие Серафимы, поговаривают, что они и в самом деле шестикрылые (кто знает?). Но как для меня – их мир был… какой-то уж слишком сияющий, причем, таким странным серебряно-белым светом, от которого у меня сразу начинали болеть глаза еще в самом начале экскурсии в их мир. От той зияющей белизны холодела в жилах кровь и плакала душа.
Я не настолько был набожен и свят, чтобы меня туда тянуло.
Мой же нынешний мир был прозрачен в самом прямом