В преддверии большой любви легкий интим перешел в тяжелый секс, нательный католический крест и шестиконечная звезда сплетались как родные, и в результате подданная США ушла от меня в шесть утра под одобрительным взглядом хозяйки дома, подсматривавшей в окно из гостиной.
Чудо случилось после обеда.
Вчерашнее ухаживание в виде пиццы, красного вина, мороженого и такси (все в двух экземплярах) пробило страшную дырку в моем бюджете. В карманах брякала мелкая мелочь и уныло шелестела последняя бумажка в сто жалких франков. Надо было каким-то образом дожить еще четыре дня до даты обратного фиксированного билета, и дожить их желательно вместе с Дорис.
И вдруг около гостиницы Carlton на той самой Круазетт я услышал священный позывной: «Добровинский! Это ты?!»
Клич исходил из нутра моего приятеля по институту, уехавшего в Израиль года за три-четыре до того. Первые полгода Витя Вест писал друзьям довольно регулярно, но потом регулярность куда-то делась, затем исчезла совсем, и мы поняли, что у нашего друга теперь все хорошо. История появления Вити в Каннах была просто прелестна. В Израиле выпускник ВГИКа через какое-то время после переезда нашел богатого человека: грузинского еврея, крупного строителя, который бредил кино и Брижит Бардо. С мировой звездой он мечтал сделать известно что, но неизвестно как, не говоря уже, что непонятно где. Вместо несравненной ББ ему на стройках в свободных и оккупированных зонах попадались то ишаки, то палестинцы, то, на худой конец, верблюды с сабрами. Пара ишаков была, конечно, хороша, но до ББ не дотягивала… Тут и свела судьба Бориса и Виктора. Юный режиссер убедил строителя профинансировать фильм и запустить его на фестиваль в Канны хотя бы вне конкурса. Поездка должна была привести продюсера к телу Бардо и голове Брижит. Фильм получился дешевый, но хороший, и за него было не стыдно. Строитель-романтик помыл шею себе и режиссеру, и тут на его голову свалилась вся семья сестры, эмигрировавшая из Кутаиси. Двух племянников с одной женой, которая, по слухам,