Бисмарк придерживался другого мнения. Подписание мирного договора 18 (30) марта 1856 г. он прокомментировал в личном письме министру Мантейффелю от 26 апреля 1856 г. пространными рассуждениями о международном положении Пруссии, в которых немаловажную роль играли его размышления о России[258]. В условиях возросшего международного престижа Франции Бисмарк считал теперь вероятным укрепление российско-французских связей. По его словам, «бросающиеся в глаза усилия Орлова[259] еще не сбили яблоко с дерева, но когда оно поспеет, то упадет само, а русские в нужное время подставят только шапку»[260].
Но и из этой ситуации Бисмарк искал выгодный для Пруссии выход. Он писал, что в случае «образования российско-французского союза с военными целями, мы не должны, по моему глубокому убеждению, быть среди его противников»[261]. Участие Пруссии в этом союзе гарантировало бы неприкосновенность прусских границ с запада и востока и снимало бы возможную антипрусскую направленность российско-французского союза. Напротив, «военные цели», о которых говорил Бисмарк, могли быть направлены против Вены, что шло на пользу прусским интересам в Германии. Австрия расценивалась Бисмарком как слабый и самый нежелательный союзник Пруссии. «Дай Бог, – писал он Герлаху, – чтобы я никогда не испытал свинства от зависти, недоверия и неудачи, если бы прусская и австрийская армии выступили едино на поле брани. Каждая из них будет радоваться поражению другой больше, чем огорчаться от своего собственного»[262].
Эти рассуждения занимали Бисмарка до конца миссии во Франкфурте. Он видел свою задачу в том, чтобы доказать Берлину необходимость налаживания отношений с Петербургом и Парижем. Теперь Бисмарк демонстративно появлялся в обществе с представителями России, Франции и Пьемонта, «чтобы запугать Рехберга[263] угрожающей картиной европейской ситуации»[264]. Эта «ситуация» заключалась теперь в том, что, по словам Бисмарка, «русские, не переставая, держат распахнутыми свои объятья, в которые может броситься Франция, как только это покажется ей полезным, конечно, за счет хороших отношений с Англией в настоящее время»[265].
Такие идеи вызывали негодование немецкой прессы[266], критически воспринимались в Вене[267] и средних германских государствах[268], которые и так винили Бисмарка в том, что его деятельность во Франкфурте способствует укреплению разлада в Германском союзе на благо загранице. Эти идеи,