При этом Цымбурский задается вопросом, «станут ли отдельные секторы лимитрофа – Восточная Европа, Кавказ и „новая“ Центральная Азия – в первую очередь посредниками между соседствующими с ними цивилизациями, связуя и вместе с тем разделяя их, как то и было в веках, или же весь лимитроф окажется насквозь соединен в противостоящую большинству платформ Евро-Азии стратегическую и геоэкономическую целостность с прямым выходом через Восточную Европу на Евро-Атлантику».
Подобная постановка вопроса была вполне оправданна в 1999 году. В контексте политического переворота на землях лимитрофа в 2003–2004 годах вопрос должен быть поставлен уже по-другому. Когда и в каких конкретных политических формах произойдет структурирование большинства земель Великого Лимитрофа в единую «санитарную империю», геополитической функцией которой будет изоляция «острова России» от остальных цивилизационных платформ и, по возможности, размывание «побережья» Русского острова? Сама возможность и даже неизбежность возникновения «санитарной империи» теперь сомнений не вызывает. Да и не должна была бы вызывать. Лимитрофные, пограничные, геополитические зоны не имеют самостоятельной исторической судьбы и самостоятельного сюжета, точнее, их сюжет оказывается значительно искаженным внешними воздействиями с больших цивилизационных платформ – европейской, ближневосточной, китайской, российской. И полноценное структурирование лимитрофа может осуществляться только извне, только в качестве буфера – буфера-крепости или, напротив, буфера-агрессора одной цивилизации против другой.
На пространстве Великого Лимитрофа сталкиваются преимущественно два больших геополитических интереса. Это колонизационный интерес России, попытка присоединить большую часть этого пространства к своей цивилизационной платформе, используя при этом исторические и геополитические аргументы.