Фундаментом этого универсализма стала идея основополагающих прав человека. (Еще раз подчеркну: прав человека, а не гражданских прав, идея которых лежала в основе предшествующего правового порядка.) Само по себе выражение «права человека» указывает на всеобщий, универсальный характер данного понятия, в то время как гражданские права есть права, связанные с гражданством, то есть действующие в рамках данного государства. Как верно указывает американский правовед, йельский профессор Джеб Рубенфельд, права человека в современном мире нередко находятся «вне зоны досягаемости нормальных политических процессов».[3] Это нечто, возникающее вне политического пространства национального государства, нечто, приходящее извне. Если же это «нечто» не является продуктом демократической плюралистической политики, следовательно, оно – продукт «чистого разума», а точнее – некой правды, хранителем которой являются немногие избранные (но не избираемые). Значит, это «нечто» является, по сути дела, угрозой демократии. Может быть, кому-то такое утверждение покажется преувеличением. Но многие, и я в том числе, видят ситуацию именно так.
Не секрет, что отправной точкой на пути к универсалистскому мышлению послужила специфическая интерпретация Второй мировой войны, которая лежит в основе не только универсализма, но и современного «европеизма». Эта интерпретация основана на утверждении, что трагедия той войны с ее десятками миллионов погибших была вызвана национализмом, связанным с национальным суверенитетом, вытекающим из вестфальского правового порядка. По мнению универсалистов, этот порядок сделал возможным развитие патологических социальных процессов в ряде стран, результатом чего и стала война. (Полвека спустя подобным образом трактовалась война в бывшей Югославии.) Исходя из этой концепции, универсалисты строят свой порядок, цель которого – предотвратить войны, поставив международное право над правом национальных государств.
Должен