>

      ЧАСТЬ 1. ТАЙНОЕ ПРИСУТСТВИЕ

      Глава 1. Шантаж. Версия Дэна

      Антропоцентризм – серьезная ошибка человечества

      В тот день, когда все начиналось, я никого не трогал, всего лишь ремонтировал личного кибершпиона. С виду он был вылитый белый голубь мира и лежал на столе как убитый, а на самом деле просто поломанный. Пришлось раздвинуть перья, вскрыть брюшко и заменить горелую микросхему, после чего птичка сначала конвульсивно дернула крылом, потом встала на дрожащие лапки и наконец бессмысленно закружилась на месте. Я уже собирался приступить к дополнительному программированию голубя, когда он вдруг приободрился, перепрыгнул на подоконник и улетел, оставив меня ни с чем.

      Программа, заложенная в фальшивого голубя, возвращала его к хозяину – когда-нибудь, но скорее раньше, чем позже. Убедив себя в этом, я быстро успокоился и решил скоротать время, просматривая ленту новостей – работы все равно не было.

      До прошлой недели я через день аккуратно приходил на фабрику Габы, занимался там рутиной и был доволен, не выслушивая лишних вопросов. Черт возьми, откуда мне было знать, что по ночам там штампуют контрафактные чипы? Я сам пользовался фальшивыми чипами – простую подделку можно найти на черным рынке, но я их не делал для других, и Габа не держал меня в доверенных лицах! Когда нагрянула полиция, я не стал ждать развязки и выпрыгнул из окна, которое выходит на задний двор. Во дворе давно копилась груда пустых коробок из гофрокартона, я рухнул прямо на нее с высоты второго этажа. Коробки с треском сложились, а я приземлился безвредно, но в облаке бумажной трухи. В конце концов, к нелегальным делам Габы я не имел никакого отношения, и отвечать за них было глупо.

      После такого героического побега я и поменял свой фальшивый чип на другой (такой же фальшивый) при помощи лезвия, обычной шелковой нитки и стальной иглы, прокипятив все это в кастрюле, а порез заклеил пластырем, потом переехал на новую квартиру так быстро, как только сумел. Очередное пристанище оказалось сносным – конура в высотке, а это чертовски мешает любопытным заглядывать в форточку. Однако, то ли с чипом я перемудрил, то ли дезинфекция оказалась недостаточной – зашитый порез на руке воспалился, и побагровевшая конечность едва пролезла в рукав. Я понял, что дела обстоят неважно, и выбрал врача наугад, просмотрев в сети бесконечные ленты рекламных объявлений.

      Доктор Ливнев оказался уже немолодым добродушным циником, не вполне трезвым. Славный медик не спросил ни имени пациента, ни документов страховой компании, зато он охотно взял деньги вперед, после чего усадил меня в старое, покрытое мелкой сеточкой трещин пластиковое кресло. Потом медик пощупал распухшую руку, выдернул пинцетом нитку и сделал сокрушенное лицо.

      – Самолечением занимались?

      Я только кивнул, стараясь без необходимости не подавать голоса.

      – Анестезию будем оплачивать?

      – Не-а.

      – Не больно? Врете ведь, голубчик.

      Врач, конечно, был прав, но я не хотел, чтобы мне кололи наркотик. Ливнев, конечно, понял, что к чему, но ковырялся в моей руке совершенно спокойно, даже не потрудившись отказаться от сигареты. Рану он почистил и зашил, оставив в ней трубочку для дренажа, вынутый чип бросил в колбу с розовой жидкостью.

      – Хорошая работа, – кивнул он. – Гостевая схема, особых прав не дает, зато, если не распознают подделку, вас не вышлют за нелегальную иммиграцию. Двадцать процентов к сумме сверху, и я зашью вам эту штуку под лопатку.

      Я машинально кивнул и с отчаянием уставился на отрезок дренажной трубки, который торчал из моего предплечья. Отказаться от нее было нельзя. Оставить в ране – значит, явиться к Ливневу снова. Доктор докурил сигарету и пустил дым в сторону окна, излишне доверчиво повернувшись ко мне затылком.

      – Вы, преступники, бесконечно нервные люди, – ласково произнес он.

      Чуть позже он быстро, как автомат, пересчитал деньги и деловым тоном добавил:

      – Придете через сутки на перевязку. Сами в ране не ковыряйтесь, а то доковыряетесь до сепсиса.

      Домой я добирался как всегда в одиночестве. Вагон трясло и качало, рука горела, мое восприятие обострилось, Я ощущал настроения случайных попутчиков так, будто видел цвет – их бледно-серую усталость или насыщенно-красную агрессию.

      На пересадочной станции ко мне подобрался потрепанный тип в теплом не по сезону пальто.

      – На два слова, пожалуйста, – захныкал он.

      В крысиных глазках нищего блестели нехорошие огоньки – мне он сразу не понравился. Я не чувствовал мыслей этого типа, словно этих мыслей не было вообще, не мог ни напугать, ни отвлечь его, а поэтому дал ему возможность отвести меня в закоулок между запертым на ночь киоском и огромным контейнером для мусора.

      – Вы были у врачишки, – снова быстро забормотал он. – Мы с ним соседи. Если столкуемся, я не скажу, что слышал и видел через дырку в стене.