– Я – Вера, – вдруг произнесла хозяйка избы.
“Верка, значит”, – с мрачным удовлетворением подумала Шура. Изба вокруг гуляла, а от слёз перед глазами скакали тёмные “зайчики”. Врач как-то говорил ей, что это какая-то аура, но у Шуры всегда было других забот полно, чтобы вникать.
– А я Иванна, но вообще – Александра Владленовна, – не зная зачем, стала представляться Шура. Может, ей хотелось ответить как можно более жестоко этой женщине. Хоть чем-то её ударить, хоть своим именем.
– Знаю-знаю, – ответила Вера, ничуть не потревоженная тоном Иванны, – А по фамилии ты – Егорова.
Шура Иванна решила, что Вера каким-то образом всё выведала у Санька. Злость с новой силой проснулась в этой мощной, крепкой старухе.
– Не торопись со своей злобой, Иванна, – чувствовалось, что эта женщина с кротким именем Вера, смеётся над ней, – Так, помочь мне твоей внучке или нет?
Иванна тут же вспомнила все статьи про экстрасенсов и разных колдунов и колодок, предлагавших свои “золотые” и “платиновые” услуги всем наивным людям.
– Денег нет! – злорадно объявила Шура Иванна. У неё даже что-то истерично клокотнуло в горле.
– Мне они не нужны, – Вера пожала плечами. И с этим пожатием вдруг что-то поменялось. С одной стороны, Шуре виделась всё та же Вера. Вера с кучей морщин, сгорбленная и старая. С другой стороны, поверх Веры, прямо как в фильмах или когда телевизор плохо работал, появилась другая женщина, совсем молодая, с покатыми молочно-белыми плечами. И на обеих вдруг засверкало золото. Серьги, цепочки, ещё какие-то вещи, вроде колец, браслетов. Это золото одновременно было и не было. Блестело и исчезало в сумерках тёмной избы.
Александра очнулась, словно ото сна, перед ней хитро и нагло улыбалась Верка. Лицо деревенской ведьмы напоминало плывущую по небу луну. Такую же бесстыдную, лукавую и довлеющую над душой.
– Ну… – медленно протянула Верка, – Будешь меня слушать.
Иванна вдруг ощутила невероятное ощущение дежавю, лицо Верки вновь расплылось, но теперь вместо него появилось сморщенное лицо злой сельской учительницы. Как в далёкие годы ученичества, Шурочка Егорова вдруг ответила:
– Да, Ольга Степановна, простите, пожалуйста, я слушаю.
Тут же наваждение спало. Александра проморгалась, – никакой Ольги Степановны. Только Верка.
– Я могу вылечить твою внучку, но мне нужно согласие кровницы, – быстро, словно боясь возражения, прошептала Вера.
– Я тебе всё равно не верю. Чего ты хочешь? – Шуру не так-то легко было сбить с толку. Она уже подсознательно понимала, что вокруг что-то не так. Что шевелятся тени в углах избы. Что наваждение, которое она испытала, вовсе не какое-то совпадение, а страшная и могучая сила. Но Александра всю жизнь всем противостояла: себе, отцу, советскому союзу, демократам и социалистам, коммунистам, бандитам, Ельцину и прочим. Это была жёсткая и несколько жестокая женщина, с отвратительным, несгибаемым характером. Это