День восьмой. Торнтон Уайлдер

Временами, когда им удавалось поговорить наедине, София делилась с ним шепотом своим желанием стать медицинской сестрой. Его очень беспокоила многогранность направлений, по которым развивалась девочка. Была одна София: практичная, торопливо шагавшая по главной улице от лавки к лавке, торговавшаяся за каждый пенни, продававшая уток и покупавшая муку, сахар и зерно баррелями, а дома решительно добивавшаяся, чтобы жильцы не задерживали оплату, и ухитрявшаяся вести себя при этом как хорошо воспитанная, умудренная опытом дама лет двадцати пяти, – и была другая София: совсем юная, легко красневшая и терявшаяся в любой ситуации, когда не нужно было пускать в ход свои организаторские таланты. Окружавшая ее аура счастья имела экзальтированный оттенок, что немного тревожило доктора Джиллиса. Он боялся, что девочка несет на себе слишком тяжелый груз забот. На второе утро Рождества, столкнувшись с ней у дверей «Вязов», он передал ей пакет с подарком.

      – С Рождеством, София.

      – С Рождеством, доктор Джиллис.

      – Посмотри, что внутри: может, понравится.

      Она развернула обертку и вспыхнула, прочитав на обложке: «Флоренс Найтингейл»[9]. Доктор потом рассказывал своей жене: «По лицу было видно, как она растерялась». София не могла произнести ни слова: лишь испуганно уставилась на него, – а потом, что-то буркнув себе под нос, убежала на кухню. «Она очень нуждается в любви и заботе», – сказал себе доктор. – «Ей явно не хватает отца и брата». В атмосфере «Вязов» прямо-таки физически ощущался дефицит любви. Каждый член семьи будто бы жил отдельно от других, словно в тревожном ожидании чего-то.

      Миссис Эшли по-прежнему не выходила из дому, а через два дня после Рождества 1903 года вечером засиделась позже обычного. Пансион был закрыт для постояльцев с рождественского сочельника до третьего января, и только одной старой леди было позволено не съезжать при условии, что она будет обедать и ужинать в таверне. Порки закрыл свою будку и отправился пожить в доме деда на холме Херкомера за городом. Миссис Эшли и девочки ели на кухне. Такой перерыв в обычном течении дней вдруг вызвал у всех необъяснимую усталость. Они поздно вставали и рано ложились в постель, а к Беате опять вернулась бессонница и возобновились хрипы в горле. Она чувствовала, что ею овладевает желание увидеть мужа и сына, возникает потребность в надежде и в переменах. В этот вечер, вместо того чтобы отправиться в кровать, она спустилась в кухню и испекла шесть своих знаменитых кексов. Мистер Бостуик всегда был готов выставить их на самом видном месте в своей продуктовой лавке. В половине двенадцатого Лили, спустившись вниз, обнаружила мать сидящей на низком стульчике перед пустой печью и погруженной в задумчивость. На столе блестели корочками свежеиспеченные кексы.

      – Мама, пойдем спать. С какой стати ты решила печь кексы? Они, конечно, великолепные, но зачем работать ночью?

      – Лили, ты не хочешь прогуляться?

      – Ой,