Черт, черт, черт! Ну почему у нее всегда всё получается наперекосяк!
Линнея так крепко сжимает кулаки, что ногти впиваются в ладонь. У нее был шанс помириться с Ванессой, все объяснить, попросить прощения, а она все испортила, как обычно, все испортила, она портит все, к чему прикасается.
Плечи Ванессы вздрагивают, и каждое ее всхлипывание острой болью отдается в сердце Линнеи. Она ненавидит просить прощения, но сейчас готова извиняться до тех пор, пока в мире не кончатся слова извинения.
Но вот Ванесса перестает плакать. Вдали показываются Мину и Анна-Карин. Они вдвоем несут большую спортивную сумку, следом за ними шагает Ида с лопатой в руке.
Мину и Анна-Карин испытующе смотрят на Ванессу.
Ида саркастически улыбается. Точно так же она улыбалась, когда Эрик и Робин издевались над Элиасом. С этой улыбкой она распространяла по школе мерзкую ложь и сплетни. Вот бы вырвать у нее из рук лопату и дать этой лопатой как следует, чтобы раз и навсегда стереть с лица глумливую улыбку.
Да, Ида – часть Круга, и с этим приходится мириться, но Линнея всегда помнит, что в действительности она ничуть не лучше тех сил зла, с которыми Избранницы ведут борьбу.
– Ну и чего мы ждем? – хрипло спрашивает Ванесса. – Будем могилу раскапывать или нет?
Вспомнив о своей руководящей роли, Мину принимает важный, «профессорский» вид.
– У меня три лопаты, у Иды – одна, – говорит она, как будто не очевидно, что у Иды в руках одна лопата. – На всех лопат не хватит, кто-то будет нас охранять.
– Я могу посторожить, – говорит Линнея.
Никто не возражает. А Ида так даже очень рада – по крайней мере, никто не будет ее мысли читать.
Ида терпеть не может Линнею за ее манеру разговаривать, вести себя, одеваться. Линнея думает, что ее одежда и косметика оригинальны, и не понимает, что, с точки зрения нормального человека, это уродство и полный отстой.
Ида крепче сжимает ручку лопаты. Она идет последней, и время от времени ей кажется, будто кто-то дышит ей в затылок.
Она старается смотреть прямо перед собой, на светлые волосы Ванессы, чтобы не видеть могил, мимо которых они проходят. Чтобы не думать о трупах, гниющих в земле, червях, выползающих их глазниц и ползающих между ребрами. Чтобы отвлечься от мыслей о том, что находится в могиле, которую они разроют. Чтобы не думать про то, что через несколько минут им предстоит разрыть эту могилу.
– Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу…
Ида всегда ненавидела темноту. В детстве она, бывало, часами лежала без сна, завернувшись в одеяло, прислушиваясь к малейшим звукам, боясь высунуть наружу руку или ногу.
Случалось, она звала маму или папу. Те приходили, полусонные, и, стоя в дверях комнаты, говорили ей, что ничего страшного нет, что в темноте все предметы такие же, как днем.
Но разве дневная жизнь безопасна и спокойна? Те, кого нужно бояться днем, в темноте могут нападать безнаказанно. Убийцы и