– То есть не исключено, что тифлисский «экс» был провокацией охранки?
– Никто никогда не узнает, – быстро проговорил Агапкин и отвернулся, – но я убежден: Белецкому и компании было что скрывать, и в этом их интересы счастливо совпадали с интересами скромника Кобы. Вполне возможно, факт причастности Кобы к кровавой бойне в Тифлисе объясняет внутреннюю дезинфекцию полицейских документов, связанных с ним.
– Не поняла, поясните. Что значит «внутренняя дезинфекция»?
– После Тифлиса Коба должен был сесть надолго и всерьез. Но он был ценным источником информации. К тому же он мог сам располагать опасной информацией о причастности охранки к тифлисскому ограблению, и это стало основой сделки между Кобой и Ереминым. Полковник Еремин рисковал карьерой, покрывая уголовника, и потому старался, чтобы ни имя, ни кличка этого агента не всплывали в официальных бумагах. Вот тебе и «внутренняя дезинфекция». В агентурной работе вообще много всего темного, незаконного. Пожалуйста, скандал с Азефом, убийство Столыпина эсером Богровым, который оказался агентом охранки. Чего стоит внедрение в Думу в качестве депутата от фракции большевиков трижды судимого уголовника, штатного агента охранки Романа Малиновского?!
Малиновский! Как же я забыла о нем? Вот кто мог бы многое рассказать. При всем обилии штатных и внештатных осведомителей, внедренных к большевикам, этот был самый интересный прежде всего потому, что Коба дружил с ним и переписывался, по его рекомендации вошел в состав ЦК.
Роман Вацлавович Малиновский, лудильщик по профессии, уголовник по призванию, имел три судимости – две за вооруженный грабеж, одну за изнасилование и, несмотря на это, в октябре 1912 года стал депутатом Думы.
Лудильщик-уголовник был гордостью Охранного отделения, получал 500 рублей в месяц. И Ленин гордился им, говорил о нем «хороший малый и не интеллигент», называл «нашим русским Августом Бебелем». А после избрания «хорошего малого» в Думу заявил: «В первый раз у нас есть выдающийся рабочий-лидер среди наших в Думе».
Ленин высылал Малиновскому из Кракова речи, тот нес их Белецкому для проверки и редактуры и зачитывал с думской трибуны. Настоящее сотворчество, идиллия.
С Кобой они во многом схожи. Оба инородцы. Малиновский поляк, Коба грузин. Оба говорили по-русски с акцентом. У обоих лица были сильно побиты оспой и глаза желтые. Но глаза Малиновского бегали, а у Кобы был застывший тяжелый взгляд. Малиновский отличался высоким ростом, богатырским телосложением, при этом постоянно суетился, шумел, чем весьма утомлял собеседников. Маленький, щуплый Коба, наоборот, в движениях был скуп, беззвучен и сдержан, говорил спокойно, негромко, впрочем, тоже утомлял собеседников какой-то хищной вкрадчивостью, мрачностью, тяжестью.
В