Двадцать четвёртое июня сорок пятого года Павел Сергеевич, пятидесятилетний боец Красной Армии, встретил в Москве. Парад принимал сам товарищ Сталин.
Говорил по-отечески:
– Вы, товарищи бойцы, совершили великое дело! Поздравляю вас с победой! А теперь вам нужно освободить Маньчжурию!
Так что домой вернуться не пришлось, хоть и был ранен, полежал в госпитале.
Далёкая Маньчжурия ждала, и было совершенно непонятно, когда вернёшься, да и вернёшься ли вообще. Повидаться бы с женой, с сыновьями, с дочкой, что родилась без него в сорок втором, это значит уже три годика. Бегает, играет, а папку ни разу в жизни не видела…
Сбегать тайком домой да вернуться? Вот прямо сейчас, тихонько пройти за спинами сидящих и – в город! Ещё немного, вот патруль пройдёт в другой конец вокзала и…
А если отойдёшь – а эшелон тронется? Никто не знает времени отправки… Павел ходил вдоль скамеек, сжатые кулаки дрожат от напряжения, лоб морщинит думой.
В свои пятьдесят он выглядел молодо: крепкий, широкий в плечах, подтянутый, только виски седые. Служил ещё в царской армии, воевал в Первую мировую, был призван в 1914 году двадцатилетним парнем. Из их деревни взяли тогда шестнадцать человек, вернулись трое.
Царская армия запомнилась дисциплиной. За веру, царя и Отечество – не пустые слова! Там получил выправку на всю жизнь.
С начала Великой Отечественной его не призывали: староват. А потом стали брать и его возраст.
Загорелое лицо, открытый лоб, морщины – как шрамы, глаза умные, с прищуром, сразу видно: потрепала жизнь мужика. Потрепала, да есть ещё порох в пороховницах, недаром молодые льнули к дяде Паше:
рядом с ним, глядишь, и пуля мимо пролетит. Родись на сорок лет позже, именно ему посвятили бы песню – типичный батяня комбат, тот самый, что сердце не прятал за спины ребят.
То ли жизненный опыт, то ли пережитые скорби, а может, постоянная молитва, привитая с юности, чудом спасали в опасности.
По степи мчится бортовушка, бойцов в ней как селёдок в бочке. В лицо – сладковатый ветер степи, пыль по полю летит. Павел сидит у бортика, как всегда в дороге, молится.
Только что-то в сердце – тревога, как оказалось, не напрасно: откуда ни возьмись – немецкий самолёт. Стал кружиться и бомбить машину. А грузовик мчится вперёд на полной скорости.
Ребята пригнулись все, только Павел пригибаться не стал, кричит:
– Выпрыгивайте, ребята! Рассредоточиться всем по степи!
А страшно на полном ходу прыгать… Павел только успел скинуть с бортовушки соседа и спрыгнул сам, покатился по земле, где руки, где ноги… Ещё не успел на ноги подняться – взрыв, грузовик – в щепки!
И остались в живых только Павел и паренёк, которого он столкнул с машины. Добирались до своих с такой болью в сердце! Чувствовали вину страшную, хоть и виноваты не были…
Я