со спины становились видны. А вот у студентов вопрос «пожрать» всегда был в разряде «не было» – то денег не было, то времени не было. Потерявшие армейский жирок щеки как раз соответствовали успешному (а что? – ведь без «троек» же!) окончанию первого курса. Признаки растительности собрались проявиться над верхней губой и на подбородке, но, похоже, еще пребывают в раздумьях. На моей многострадальной головушке наши медицинские специалисты навертели тюрбан из бинтов. Выше наблюдалась верхняя крышка черепа с прической «стриженый ежик». Я даже рукой потрогал. Так, кому тут что не нравится? Всем любителям модельных стрижек – мое почтение! А у меня «умный волос начал покидать дурную голову» лет в тридцать. Химическая промышленность не способствует пышности шевелюры, хотя, впрочем, есть и исключения. Вид существа, которое рассматривало меня из зеркала, напомнил магазинного цыпленка советского периода – худой и синий (зато без вредных биодобавок). Общий вид тела, доставшегося при «переезде», примерно соответствовал моим двадцати годам. Исчезла родинка на поясе, которая меня так раздражала, зато появился небольшой участок шкурки возле правого локтя, покрытой рубцами (похоже, был когда-то приличный ожог). Ноги… Не мешало бы как следует помыть-попарить, срезать роговые мозоли… И, конечно же, подстричь ногти. Ну-ка! Маникюрный набор в студию! И поживее! Да к тому же если форма моих «хваталок» вроде бы как осталась прежней, то на ладошках появились приличные такие мозолюки. Я в своей реальности был далеко не белоручкой, но на работе все технологические операции проводили в «резинках» (я в резиновых крагах даже письма писать могу), а на фитнесе, который уже лет десять как заменил пристрастие к восточным забавам, пользуюсь перчатками. Со своим «аппаратом J‑6» и по дому «вожусь» тоже в перчатках (правда, в х/б – чтобы потом руки легче отмывались). Короче я – это не совсем я. Можно даже поразвлекаться – типа найти в двух картинках десять отличий.
В остальном текущая реальность совсем не радовала. И за что мне такое везение – фонарик не горит, свисток без дырки, а акула глухая попадется! Ребятам этот анекдот уже успел рассказать – хохотали до слез. В общем, за окошками, заклеенными полосочками бумаги крест-накрест в каждом переплете, стоял ноябрь сорок первого года.
Снежок припорошил парк на окраине Москвы, в котором расположилась бывшая детская больница, а теперь госпиталь № **57. Медперсонал смену подопечных особо не заметил и обращался с нами как с детьми. Поэтому пациенты с усами и самокруткой в зубах рассматривались не как нарушители дисциплины, а как малолетние преступники, которых следовало выпороть и поставить в угол. У нянечек и медсестер даже обращение к нам было забавное: «ранбольные». Они его придумали из нового «раненые» и привычного «больные». А чаще нас звали «сынки» или «мальчики».
– Просыпаемся! Так, сынки, градусники берите. – Это пришла наша МедФедоровна и включила круглый плафон под потолком палаты. На самом деле она Мефодьевна, а МедФедоровной ее зовет маленькая девчушка,
