Испробую свой убедительный тон. На обычных людей он действует.
Я ободряюще улыбнулся:
– Может, поделишься?
Она покачала головой:
– Нет, не решусь.
У-у. Нет ничего хуже, чем не знать. Почему она стесняется своих предположений?
– А вот это уже и в самом деле обидно.
Мой упрек чем-то задел ее. Глаза вспыхнули, слова полились свободнее, чем обычно.
– Неужели? Разве это обидно – когда человек отказывается тебе что-то рассказать? А некоторые еще делают при этом загадочные намеки, так что потом не спишь по ночам, пытаясь разобраться, что имелось в виду.
Я нахмурился, с огорчением понимая, что она права. Нечестно с моей стороны. Она понятия не имела, какие обязательства и ограничения связывали мне язык, но это ничего не меняло – она остро чувствовала несправедливость.
А она продолжала:
– Или еще, например: допустим, некий человек спасает тебе жизнь, а на следующий день будто и знать тебя не желает. И все это без объяснений. Так что какие же могут быть обиды?
Такой длинной речи от нее я еще ни разу не слышал, и мой список пополнился новым свойством.
– Быстро же ты заводишься.
– Просто не люблю двойные стандарты.
И конечно, у нее есть полное право возмущаться.
Я смотрел на Беллу, гадая, способен ли хоть что-нибудь сделать как полагается, когда речь идет о ней, как вдруг безмолвный мысленный вопль Майка Ньютона отвлек меня. Он так бесился, так по-детски негодовал, что я снова усмехнулся.
– Ты что? – спросила она.
– Твой приятель, похоже, решил, что я тебя обижаю, и раздумывает, пора нас уже разнимать или нет.
Я был бы не прочь посмотреть на его попытку. У меня опять вырвался смешок.
– Не знаю, о ком ты говоришь, – ледяным тоном отозвалась она. – Но в любом случае ты ошибаешься, можешь мне поверить.
Меня страшно обрадовало, как одной равнодушной фразой она отреклась от него.
– Я прав. Я же тебе говорил: большинство людей читаются на раз.
– А я – нет.
– А ты – нет.
Из скольких еще правил она – исключение?
– И мне хотелось бы знать почему.
Я всмотрелся в ее глаза, предпринимая еще попытку.
Она отвернулась, открыла свой лимонад и быстро отпила глоток, продолжая смотреть в стол.
– Не хочешь есть? – спросил я.
– Не хочу. – Теперь она смотрела на пустое место на столе между нами. – А ты?
– Я не голоден, – сказал я. Определенно нет.
Ее взгляд по-прежнему был потуплен, губы поджаты. Я ждал.
– У меня есть просьба. – Она вдруг посмотрела мне в глаза.
Чего она захочет от меня? Попросит сказать правду, которую мне никак нельзя ей сообщать, вдобавок я сам хочу, чтобы она не узнала эту правду никогда?
– Какая?
– Ничего сложного, – пообещала она.
Я ждал, и, как обычно, любопытство разгоралось