Подумать только, до чего я докатился! Зациклился на мелких школьных драмах, к которым раньше относился с полным презрением.
Майк собрался с духом, пока направлялся вместе с Беллой на биологию. В ожидании, когда они придут в класс, я следил за его беспомощными попытками. Каким же он оказался слабаком! Он давно ждал этот бал, но боялся, как бы она не узнала о его чувствах, пока не выкажет явное предпочтение ему. И вместе с тем чувствовал себя настолько уязвимым и не готовым к отказу, что право сделать первый шаг предоставлял ей.
Трус.
Он опять уселся на наш стол, успев за долгое время освоиться, а я вообразил, с каким звуком его тело шмякнется о противоположную стену так, что переломанным окажется большинство костей.
– Знаешь, – начал он, глядя в пол, – Джессика пригласила меня на весенний бал.
– Здорово, – сразу же с воодушевлением откликнулась Белла. Трудно было сдержать улыбку, пока Майк обдумывал ее тон. Он-то рассчитывал, что она расстроится. – С Джессикой тебе будет весело.
Скрипя мозгами, он подыскивал верный ответ.
– Мда… – Он замялся и уже готов был сбежать. Потом нашелся: – Я сказал ей, что подумаю.
– О чем же здесь думать? – откликнулась она. Тон был укоризненным, но с еле уловимым намеком на облегчение.
И что это значит? От неожиданно вспыхнувшей ярости мои пальцы сами собой сжались в кулаки.
Майк облегчения не уловил. Он густо покраснел – в приступе злости я воспринял эту вспышку как открытое приглашение, – снова уставился в пол и промямлил:
– Я просто подумал… а вдруг меня пригласишь ты.
Белла замялась.
В этот момент я увидел будущее отчетливее, чем когда-либо видела Элис.
Не важно, что сейчас ответит Белла на невысказанный вопрос Майка: рано или поздно она все равно скажет кому-нибудь «да». Она интересная, милая, и самцы человеческого рода это замечают. Удовлетворится она кем-нибудь из этой унылой толпы или дождется, когда покинет Форкс, – все равно настанет день, когда она скажет «да».
Я видел ее жизнь, как когда-то раньше, – колледж, работа… любовь, замужество. Видел ее под руку с отцом, в тонком белом платье, с разрумянившимся от радости лицом, идущую под звуки вагнеровского «Свадебного хора».
Боль, которую я ощущал, представляя себе это будущее, напомнила мне агонию трансформации. Она поглотила меня.
И не только боль, но и неприкрытая ярость.
Это бешенство жаждало выплеснуться хоть как-нибудь. Несмотря на то что этот ничтожный, не заслуживающий внимания малый никак не мог быть тем, кому Белла скажет «да», меня так и подмывало размозжить ему череп кулаком, сорваться на нем вместо того, другого, кем бы он ни был.
Этот взрыв эмоций я не понимал – так в нем смешались боль и бешенство,