На кухне играет музыка, одна из моих любимых песен, до меня долетает запах моих фирменных кексов с курагой и яблоками, и я едва успеваю удивиться, как тут же мой голос отвечает:
– Я вчера вернулась сегодня. Около шести.
– Даже так? – переспрашивает Катя с явным одобрением.
– Ну да. Вчера на работе был корпоратив, отмечали нового сотрудника, потом мы с виновником торжества посидели в баре, потом я его принимала в невропатологи до утра. С испытаниями!
– Аллилуйя! – радуется Катя.
Я открываю дверь. За столом у окна в раскладном полосатом шезлонге сижу я: в моем любимом махровом халате со звездами, изрядно помятая и растрепанная. Напротив меня Катя в сиреневом сари: в театре собираются ставить какую-то индийскую драму, и она вживается в образ.
Увидев мое «второе пришествие», Катя издает странный горловой звук, как будто дует в кувшин. Вторая «я» хихикает.
Я поспешно говорю:
– Лика, мерзавка, зачем людей пугаешь? Почему не предупредила, что приедешь? Катя, это моя сестра, и она немного чокнутая, ты извини.
Катя с шумом выпускает воздух и произносит ломающимся голосом:
– Сама ты чокнутая! Почему ничего не рассказывала?
– К слову не пришлось.
– У тебя сестра-близнец, а тебе это к слову не пришлось!
– Анечка меня немного стыдится, – лукаво улыбается Лика. – И стыдится того, что стыдится.
– Почему стыжусь? Горжусь. Только тайно, – и к Кате: – Лика у нас художница и талантливая. И печь умеет так же хорошо, как я. Так что давайте завтракать.
Хорошо, что Катя умеет ко всему относиться несерьезно, и вскоре она уже хохочет над тем, как мы ее разыграли, мы мирно завтракаем, и я с удовольствием отмечаю, что Лика даром время не теряла – в кексах появилась нежная прослойка заварного крема.
– Летняя школа Гастона Ленотра, – хвастается Лика. – Когда жила в Париже, заскочила.
– А к нам надолго?
– Всего три дня. Картины привезла на выставку в галерее. Пойдете, Катя?
– Обязательно. А ты, Аня?
– Наверное.
– А почему наверное?
– Да так, работы много.
Потом, уже в моей – то есть временно нашей – комнате, я спрашиваю Лику:
– Ты действительно хочешь, чтобы я пошла?
– Анька, ну брось ты свой пафос. Пафос, патос, климакс и катарсис! Я не умру от недооцененности, если ты не придешь. И с собой не покончу. Но я буду рада, если тебе понравится.
– Тогда сначала покажи репродукции, чтобы я знала, что сюрпризов не будет.
Больше никогда не поверю ей на слово! Три года назад она меня затащила смотреть свою картину: портрет женщины, сидящей спиной к зеркалу. Женщина в очках читает книгу. А ее отражение в зеркале тайком подкрашивает губы, поглядывая в маленькое зеркальце. Сходства между женщиной на портрете и мной (точнее нами) не было ни малейшего. И Анжелика уверяла, что сделала всё это ради того, чтобы нарисовать маленькое отражение этой сцены в маленьком зеркале в руках отражения; говорила о подражании «Портрету четы Арнольфини» Ван Эйка.