Но чтобы узнать сущностного человека, нужны зрячие глаза, проницательные глаза. Чтобы узнать «человека владеющего», ничего не нужно – хватит небольшого, самого посредственного ума. Потому что «человек владеющий» сам относится к категории посредственностей. Но когда вы идете во внутренний мир, все поверхностное теряется, и вы видите глубину бесконечности.
Баулы называют такого человека сахадж мануш – спонтанный человек, неизвестный человек, новый человек. Таким человеком должен быть каждый. И пока вы не станете таким неизвестным человеком, вы будете упускать – упускать сокровища, благословения, дары, которыми осыпает вас жизнь; вы будете слепы.
Я слышал…
Мулла Насреддин влюбился.
– Смотри, дорогая, – сказал он будущей жене, – у меня для тебя обручальное кольцо с бриллиантом.
– Ах, какая прелесть! – воскликнула она. – Но, милый, этот бриллиант – фальшивый!
– Ты не должна этого замечать, – ответил Мулла. – Мы же любим друг друга! А в поговорке говорится: «Любовь слепа».
– Это верно, любовь слепа, но только тогда, когда она настоящая!
Даже в любви вы остаетесь в мире внешнего. Даже в любви вы продолжаете оперировать категориями денег, престижа, власти. Даже в любви вы не даете непредсказуемому утвердить себя, не позволяете своему центральному ядру выразить себя. Даже любя, вы продолжаете манипулировать.
Наш ум почти всегда живет самыми обыденными интересами. Иначе быть не может; ум ориентирован на внешнее. Сама ориентация ума обращена к внешнему. Именно поэтому не был понят Иисус. Он был баул в самом подлинном значении этого слова, он был «неизвестный человек». Если бы он родился в Бенгале, в стране баулов, его поняли бы лучше. Его бы не распяли. Там много веков знали безумных людей бога. Там поняли бы его язык.
Евреи не поняли его языка. Это был не язык ума; это был не язык денег, не язык внешнего. Он говорил о царстве, и его спрашивали: «Где твое царство? О каком царстве ты говоришь?» – потому что люди думали, что он говорил о каком-то материальном царстве. Он говорил: «Я царь», – и это тревожило людей. Его заподозрили в том, что он хочет подорвать устои общества, завоевать власть и стать царем. Его приняли за революционера.
Он, конечно же, был бунтарь, но совсем не революционер. Он не готовил революцию; он не был политиком. Но евреи испугались: они подумали, что он пытается завоевать их мир. И римляне испугались. Они тоже испугались, потому что подумали, что