Греку доводилось раз видеть такое, да еще в баре, после пары стаканов водки, когда Зона в прошлом остается. И сталкер был опытный, не молодняк какой-нибудь. Сидели, пили, разговор за жизнь пошел. Тут Вратарь, так его звали, чихнул и капилляры у него в глазах полопались. Как слезы капли крови по щекам покатились. Грек тогда, с пьяных глаз, еще не понял, о чем речь.
– Вот чихнул, так чихнул! – пошутил.
Вратарь рукавом утерся.
– Наливай, – говорит.
Тоже мысли плохой не было. Где Зона, а где они!
А через пару минут Вратарю и утираться нечем стало: рукав насквозь кровью пропитался. Вены на висках вздулись синими червями, язык во рту лопнул – кровь ручьем полилась. Он руки поднял, на ладони смотрит, а там кровеносные сосуды сквозь кожу проступают. Встал, даже орать со страху не может – кровь в горле булькает. Стоит, на всех смотрит.
Тут парни вокруг засуетились. Кто бинты тащит, кто амулет кровоостанавливающий сует.
А Вратарь стоит посреди бара, лица не видно уже, из глаз кровь течет.
Так и не смогли парня спасти. Похоронили на местном кладбище. Когда в гробу несли, легче пуха весил.
Кстати, Очкарик то место опасное обошел.
"Блеснуло, – сказал, – что-то в глаза".
Нет, будет толк из парня.
Грек уже предвкушал долгожданный отдых, когда стало ясно, что Зона долго собиралась, но отсыпала по полной программе, как она одна и умеет.
Проводник, к тому времени идущий первым, махнул рукой и с удовлетворением отметил, что новобранцы, как подкошенные рухнули в густую траву. Он сам опустился на корточки, оставаясь в тени колючего кустарника.
Вот тебе и лесопилка. Вот тебе и долгожданный отдых.
Тихо тут всегда было. А на поверку вышло – расчет передохнуть и подзаправиться не оправдался. Вышло – ноги надо уносить. Но не сразу, а очень тихо и осторожно. Хорошо еще, что догадался леском к лесопилке выйти. Пройди они по низу – их драгоценные головы пополнили бы коллекцию, что скалит зубы на шестах.
Грек прижал к глазам бинокль, чтобы рассмотреть все до мельчайших подробностей. Именно от того, насколько обнадеживающими окажутся подробности и зависит то, предстоит ли им в ближайшее время своими ногами топать, или загнивать среди человеческих останков, что свалены в кучу у дальнего сарая.
Лесопилку облюбовала семейка кровососов.
Густые заросли травы редели, спускаясь к подножью невысокого холма. У полуразрушенного барака, от которого остались лишь дощатые стены, чернела выжженная земля. На врытые в землю шесты были насажены человеческие головы. Иссохшие, безглазые. В глубоких трещинах, сквозь которые проступали голые черепа, копошились черви. Черви копошились и в пустых глазницах,