За решёткой, сразу не разглядеть, чернело загадочное и страшное. Сверкали искорки, переливались и манили.
– Что это?! – завизжал Хрящ, вцепился в Рожина, чуть не выронив фонарик.
Мунехин отвернулся.
Три луча света врезались в нишу, Кирьян, Ядца и Хрящ уставились в открывшееся им ужасное видение, будто провалились в бездну.
Из-за решётки съедающими глазницами черепа щерился скелет в лохмотьях былых одежд. На черепе скелета мерцала драгоценными камнями золотая корона.
– Ведьма! – ахнул Хрящ.
Остатки одежды удерживали кости скелета в том положении, когда ещё владелец их, испуская последний выдох, навечно затих, вцепившись и руками, и ногами в прутья решётки. Кости так и прикипели к ненавистному металлу и кое-где застряли в прутьях, даже сам череп покоился на них, зацепившись неведомым образом. Скелет, казалось, тянулся к людям, будто умолял выполнить его последнюю надежду на спасение… Или он жаждал схватить их и утащить за собой?
– А-а-а! – раздался внезапный жуткий вопль.
Оттолкнув Рожина, Хрящ бросился к короне. Он уже готов был вцепиться в решётку ниши, но произошло страшное. Каменный пол разверзся под его ногами, и он, не дотянувшись до прутьев, обрушился вниз, заваливаемый невесть откуда сыпавшимся песком.
Несколько секунд гулял страшный крик по подземелью, пока не затих. В диком ужасе все оцепенели, вжавшись в стены; фонарики валялись на полу, мрак поглотил подземелье. Спустя некоторое время мёртвую тишину нарушили шорохи. Это Мунехин ползал по полу. Появился свет. Держа перед собой фонарик, Мисюрь сделал неуверенный шаг к яме, в которой только что сгинул Хрящ. За ним двинулся Рожин, тоже пришедший в себя. Каково же было их удивление и ужас от того, что предстало их глазам! Бездна, проглотившая несчастного, была почти до краёв заполнена песком. Рожин отважился ступить одной ногой. Но опасения его оказались напрасными: каблук полуботинка лишь слегка увяз в песке. Земля не дрогнула, не шевельнулась под ним, когда он перенёс туда и вторую ногу вместе с тяжестью всего своего тела. О свершившейся на глазах трагедии напоминали лишь кружащиеся в воздухе и оседающие пылинки.
– Вот так случилось и с моей Марией. – Мисюрь толкнул Рожина в плечо, пытаясь сдвинуть того с места. – Но нас трое. Если подналечь, лопаты при нас, успеем спасти.
– Чего? – обернулся Рожин к нему.
– Лопатки сапёрные я прихватил, правда, две… – Мунехин ткнулся ещё раз в плечо Кирьяна, но отлетел, как от каменной стены. – Игнашка руками…
– Я ему не судья, но не жилец он был, – сплюнул Кирьян и взглянул на Ядцу.
Толстяк молчал, облизывая пересохшие губы.
– Задохся весь. Идёт за мной, а я чую, дыхалка-то не качает. Вот-вот коньки отбросит. – Кирьян напыжился и сплюнул ещё раз под ноги толстяку. – Отсюда Хрящу так и так не выбраться бы.
Ядца напряжённо о чём-то размышлял, не понять, сокрушался ли он по своём приятеле сгинувшем или забыл давно, и его одолели иные заботы. От потуг умственных жирный пот крупными каплями стекал со лба и заливал ему глаза, заливал пухлые щёки, скатывался