– Решать тебе, сеньора, и за себя, и за сына, – спокойно ответил Глеб. – На меня ты можешь положиться в любом случае, но я не всесилен.
– А почему бы тебе не продать нас византийцам, Лузарш, – зло выдохнула Констанция. – Надо полагать смазливый комит даст тебе за нас хорошую цену.
– Я не дружу с византийцами, сеньора с тех самых пор, когда они убили мою жену. Тебе бы следовало это знать. Что же касается высокородного Константина…
– О Константине я знаю, – мягко остановила рассерженного Глеба графиня. – Прости мне мою горячность. Я очень испугалась там, в море, и до сих пор не могу прийти в себя. Все мои шевалье убиты, а они так надеялись увидеть Гроб Господень.
– Мир их праху, – вздохнул барон. – Не знаю, как жили твои нурманы, но умерли они достойно, как и подобает воинам.
– Мой сын отомстит за их смерть!
– Не взваливай на ребенка ношу, которая ему пока не по силам, – покачал головой Глеб и, обернувшись к Боэмунду, рассерженно крикнул: – Ноги ставь шире, шевалье!
– Позаботься лучше о своих сыновьях, Лузарш! – в сердцах воскликнула Констанция. – И оставь в покое моего.
– Без моей поддержки он пропадет здесь, в Сирии, а король Филипп не простит мне гибели своего внука. Я видел короля сегодня во сне. Впрочем, он мог бы и не напоминать мне о долге и чести.
– Ты о чем, барон?
– О союзниках. Без которых нам не одолеть Рожера. Один мой хороший знакомый собирался свернуть ему шею, да все ему как-то недосуг.
– И как зовут твоего знакомого?
– Ролан де Бове.
Барон де Руси был столь любезен, что уступил Констанции свое место во главе пиршественного стола. Практически всех людей, собравшихся в парадном зале, графиня знала, но большей частью только в лицо. По правую руку от графини сидел хозяин, облачившийся по столь торжественному случаю в блио лазоревого цвета. Венцелин фон Рюстов, немолодой, но крепкий и хорошо сложенный мужчина, расположился слева от Констанции. Благородный Базиль, разгоряченный только что закончившимся уроком, продолжал выговаривать Боэмунду за допущенные ошибки. Юный наследник хоть и был огорчен собственными промахами, но слушал шевалье очень внимательно. Наверняка Базиль казался ему героем, да, впрочем, он и являлся им, если судить по жестокой сече на борту венецианского нефа. Шевалье де Гаст был белокур, недурен собой, немудрено, что Франческа не сводила с него восхищенных глаз. С приветственным словом к графине обратился Бернар де Сен-Валье, мужчина лет сорока пяти с насмешливыми синими глазами и заметным шрамом на лбу. Говорил он от имени благородных шевалье Святой Земли, хотя вряд ли у него для этого имелись веские основания. Тем не менее, Констанция вежливо поблагодарила красноречивого Бернара и заверила всех собравшихся в своей к ним благосклонности. По лицу византийца промелькнула улыбка. Впрочем, предназначалась она не графине, а Элоизе, которая слишком уж откровенно пялилась на понравившегося ей мужчину. Все-таки нурманки, в отличие