– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы Иерусалим обрел, наконец, достойного патриарха, способного оберегать не только Гроб Господень, но и интересы его доблестных защитников.
– Мы думаем с тобой сходно, Боэмунд, – ласково улыбнулся собеседнику Даимберт. – И это вселяет в мое сердце надежду.
Благородный Раймунд с трудом сдерживал рвущийся из груди гнев, ибо пролиться этому гневу пришлось бы на повинную голову Даимберта, который был не только архиепископом города Пизы, но еще и папским легатом. Ссориться с Пасхалием, совсем недавно сменившим на многотрудном поприще ушедшего в мир иной Урбана, Сен-Жиллю не хотелось. По слухам, новый папа обладал твердым характером и намеревался продолжать политику своего предшественника в отношениях с государями. Граф Тулузский, безусловно, готов был поддержать святую церковь, когда она боролась с королем Филиппом или императором Генрихом, ущемлявших права не только святого престола, но и своих вассалов, но он полагал, что чрезмерное вмешательство клириков в мирские дела не сулит ничего хорошего христианскому миру. Богу богово, а кесарю кесарево. Не нами это сказано, не нам этот принцип менять.
Архиепископ Даимберт охотно признал свою вину. При этом он ссылался на благородного Боэмунда якобы введшего его в заблуждение. Граф Антиохийский утверждал, что византийцы лютые враги христианского воинства и тайные пособники их врагов сельджуков. О том, что Латтакия принадлежит графу Тулузскому, архиепископ узнал только вчера и тут же поспешил увести пизанский флот из гавани. Флот Даимберта действительно ушел из Латтакии в порт Святого Симеона, но рассеянные пизанцы почему-то забыли вернуть имущество и ценности, награбленные у местных обывателей, хотя устами своего вождя признали, что сделали это не по злобе, не из жадности, а исключительно по ошибке.
– Могло быть и хуже, – попробовал утешить Раймунда шевалье де Сент-Омер, но понимания не встретил. Положение графа Тулузского в чужой земле становилось все более шатким, и он не мог этого не понимать. К сожалению, об этом стали догадываться и вассалы. И не только догадываться, но и делать выводы. Первым от благородного Раймунда сбежал Бернар де Сен-Валье, о чем граф, к слову, нисколько не жалел. А вот переход на сторону Готфрида Бульонского шевалье де Картенеля Сен-Жилль воспринял крайне болезненно. Благородного Годемара он числил едва ли не самым преданным из своих вассалов. Но неудачи, сыплющиеся на голову сюзерена, способны поколебать даже самые верные сердца.
– По слухам, Боэмунд собирается в Иерусалим вместе с архиепископом, дабы поклониться Гробу Господню, – заметил словно бы между прочим шевалье де Пейн. – Думаю, что в ближайшие месяцы мы сможем спать спокойно.
– Вот именно – спать! – Раймунд с такой силой трахнул кулаком по столу, что кубок итальянской работы, забытый во дворце слугами Боэмунда, подпрыгнул и опрокинулся. К счастью, кубок был пуст, и ни капли вина не пролилось на шерстяные шоссы расстроенного неудачами Сен-Жилля.
– Мне