– Вы читали мои доклады РУМО: в Иране что-то назревает. В среде иракских шиитов подозрительное затишье. Если нас выбьют из Ирака, это будет кровавая баня, – мрачно предупредил генерал Деметриос.
– Представьте, что атака придется одновременно с обеих сторон – суннитской и шиитской. При этом враг будет знать о каждом вашем шаге наперед.
– Да вы мои мысли читаете. Что, по-вашему, не дает мне уснуть по ночам?
– У меня план, – успокоил генерала Саул.
– «Железный гром».
– Точно. Вы ведь играете в го? Говорят, вы одержимы этой игрой, – сказал Саул, доставая из сумки доску и ларец с камушками. – Если хотите, можете играть за черных. Я даже могу снизить свою фору комидаси.
– Вы торопите меня, Саул? – пристально взглянул на него генерал. Сверившись с часами, он спросил: – Уверены? Игра займет где-то часа два, как минимум.
– Ну нет, – возразил Саул, наблюдая за первым ходом противника. – Куда как меньше.
15 апреля 2009 года
Над городом нависли серые тучи, зарядил дождь. Броуди и еще пятеро человек шли за Далилем по узкой улочке, пряча под одеждой оружие. Шли в мечеть на полуденную молитву дхухр-намаз по грязной разбитой мостовой, мимо обветшалых домов и лавочек; стены были испещрены пулевыми отверстиями – после ожесточенного боя, что разразился тут два года назад между армией Абу Назира и американским десантом.
И хотя коалиционные силы объявили тогда о своей победе, а сам город большей частью населяли туркмены, не арабы, на улицах Талль-Афара то и дело гремели взрывы ракет и самодельных мин. Впрочем, не о том сейчас думал Броуди. Ему предстояло принять решение, от которого зависела его жизнь.
В местной пекарне, где они покупали лепешки, Броуди повстречал молодую туркменку, знавшую английский. Как-то утром, недели три назад, стоило Афзалю выйти на улицу поговорить с Махди, она поинтересовалась у Броуди:
– Что это американец делает в компании суннитов?
По некой причине – возможно, потому что впервые за шесть лет с ним заговорила женщина, да еще по-английски, или же потому, что она носила туркменский головной убор, отличающий ее от арабов, от тюремщиков, или потому, что в ее черных глазах (невероятно!) мелькнул огонек, с каким женщина обычно взирает на мужчину – Броуди ответил:
– Я военнопленный, американский морпех.
В этот момент в пекарню вернулись Афзаль и Махди. Броуди громко спросил у туркменки:
– Bikam haadha? – Мол, сколько с меня?
С тех пор, стоило Броуди наведаться в пекарню, и девушка обращала на него внимание. Даже Махди это заметил.
– Что у тебя с этой туркменочкой? – спросил он.
– Ничего. Мы просто здороваемся, и я покупаю хлеб, благодарение за него Аллаху.
– Думаешь, ты ей понравился? Ты, чужак? Думаешь, она – как американские девки, на которых только взгляни, и они перед тобой раздвигают ноги?
– Я женат. У меня двое детей, – напомнил Броуди.
– Но ведь ты хочешь эту туркменочку?
– Нет.