А женщина словно услышала его немой призыв и обернулась. Глаза в пол лица, но само лицо… Возможно, лет двести назад оно также было прелестно, подстать фигуре, но сейчас женщине явно было не менее двухсот пятидесяти, если не больше, лет.
Она показала ровные белые зубы и ошеломила Свима странной усмешкой, покрывшей её лицо ещё большим числом глубоких морщин, и пошла своей дорогой.
– Мутные звезды! – ошалело выдавил из себя Свим. – Кто она?
Токан на звук его голоса повернул голову.
– Ты что-то спросил?
– Кто она, говорю? Вот та женщина?
– Женщина?.. А, женщина. Ну-у, наверное, к Индрису приходила. Я же тебе говорил, они к нему толпами ходят. У них заботы, знаешь ли…
– Как не знать, – с досадой подтвердил Свим. Токан мог бы ознакомиться с клиентурой Индриса поближе.
Он ему высказал свою мысль.
– Зачем? – дёрнул сухим плечом Токан. – Индрис знает, что мне… нам надо.
В комнате, где безвылазно жил и работал Индрис, за пять лет ничто ничуть не изменилось, также как и её обитатель: кожа да кости, иссохшее лицо с впалыми щеками и вечно горящие безумные глаза – выпуклые, потерявшие цвет, но внимательные и лукавые. Похоже, старик пренебрегал закалочными камерами.
Голос Индриса резал слух скрипящим под сапогами крупным песком: – х-румм, х-румм…
– Во время заявился, – не отвечая на приветствие, прохрумкал он. – Ибо это должно случиться!.. О, Токан, и ты тут? Иди, мой верный собрат, погуляй! У нас с этим… э-э… не буду называть его настоящего имени. С этим… хе-хе… Со Свимом… Сам, поди, придумал себе имечко?.. На лягушонка ты что-то не совсем похож… Нам с ним, Токан, поговорить бы… Не для твоих ушей, Токан… Пойди, пойди!
Резидент Фундарены в Керпосе развел руками в немом, якобы, бессилии противостоять желанию, больше похожего на приказ, Индриса.
– Он всегда так невежлив. Со всеми. Так что не удивляйся, если что-то тут между вами не так произойдёт, – подбодрил он Свима. И Индрису: – Я уже ушёл.
Старик сидел на высоком табурете. Перед ним висело серое облако голографа. Когда Свим вошёл в комнату, в облаке ещё жили какие-то образы разумных или диких, а сейчас можно было видеть лишь слабые искорки, мечущиеся по всему его объёму, что говорило о почтённом возрасте голографа и что он был далёк от идеального состояния.
– Садись, Свим, и слушай. – Индрис перебрал ногами по перекладине табурета и повернулся к Свиму, посмотрел прямо в лицо немигающим взглядом. – То, что ты не веришь предсказаниям, я знаю. – К удивлению Свима старик всё это проговорил хорошо поставленным голосом с характерными обертонами, которые располагали слушателя к вниманию. – Может быть, ты и прав, – продолжил Индрис, как будто без интереса глядя на изумленное лицо собеседника. – Но, Свим, в истории человечества иногда происходят удивительные события… Впрочем, что тебе история человечества? Ты ещё молод, чтобы о ней задумываться. Скажу проще. У тебя сегодня, хотя