– Я не хочу, подобно мыши, прятаться в норе! – гневно крикнул княжич. И его голос был похож на крик молодого петушка, неокрепший, срывающийся. – Надобно послать за ворота отряд!
– Пошто идти на смерть?! – воеводу стало уже злить упрямство и безрассудство княжонка.
– Я сам пойду со товарищи. Надо показать поганым, что мы их не страшимся.
– А мне потом ответ держать за вас перед великим князем? – попробовал последний довод Пётр Ослядюкович. – Вам красивая смерть, а мне гнить до скончания лет в порубе по приказу великокняжескому?
– Я сам себе господин, я княжеского роду! Что хочу, то и буду делать, – в голосе Мстислава слышалась надменность и опять-таки петушиный надрыв.
Не видно было в темноте лица и осанки Мстиславовой, но представлял воевода, что и похож тот сейчас на петушка.
– Охолонись, Мстислав… – только и смог ответить воевода.
Конечно, он понимал княжича. Для него это первая возможность показать себя. Молод, горяч. В его воспалённой голове только обряженные лошади, снаряжение, стук мечей, собственная неуязвимость и паническое бегство врага.
Не он ли, воевода, возбудил в юноше любовь к ратному делу? Ещё дитятей ходил Мстислав за Петром Ослядюковичем следом, и сажал тот его к себе на коня и приказал выковать для княжича маленький меч. Мальчишка очень гордился своим оружием, всюду ходил с ним. Играл с боярскими детьми в битвы. Пугал дворню, когда с гиком и присвистами нападали они на развешанное сушиться бельё. Мечом рубил верёвки и топтал упавшие наземь мокрые порты и рубахи, представлял, будто это поверженные враги. Не его ли, Мстислава, воевода учил, что надо не ожидать, когда враг нападёт, а нужно застать его врасплох? И вот теперь, когда и сила у княжича в руках, и враг, вон он, за воротами – теперь говорит совсем иное. Но разве всё на свете предугадаешь? Что сказать? Как оправдаться? Но не будет слушать Мстислав никаких оправданий. Стремительно повернулся, обиженный, и выскочил за дверь.
Душно и тошно. Вышел Пётр Ослядюкович вслед за Мстиславом. В сенях опахнуло холодным воздухом. Дремота ушла, как и не бывало. Только вот ноги тяжелы. Да из души сквознячок не выветрил предчувствие беды. А она как будто и ожидала помина. Наверху, на крепостной стене, как будто разом все ахнули, и вслед за этим последовали бабий крик, стоны рыдания. За последнее время Пётр Ослядюкович привык ко всему этому, но то, что случилось сейчас, наверное, очень страшно. Он остановил бежавшую навстречу девку, княгинину служанку:
– Что?! Что там?!
А служанка рыдала и не могла слова вымолвить, закрывая ладонями скривившийся рот. Воевода тряхнул её и гневно выкрикнул:
– Что содеялось? Говори!
– Там… там… – девка задыхалась и хватала ртом воздух, – там княжич Владимир…
Пётр Ослядюкович не верил своим ушам. Сейчас всяко может случиться, ко всему надо быть готовым. Но причём тут княжич Владимир? Он был в Москве. А уж Москва давно пала. Как княжич за столько вёрст может оказаться