Позднее Авдотья вспоминала о визитах за кулисы императора Николая: «Когда государь бывал на сцене, за кулисами водворялась полнейшая тишина, по сцене никто не ходил, везде стояли чиновники, наблюдая, чтобы кто-нибудь по нечаянности не выскочил на сцену. Министр двора и Гедеонов (директор театра) стояли в почтительном расстоянии, наготове, если государь пожелает сделать какой-нибудь вопрос. Наконец, государю надоела эта гробовая тишина за кулисами и на сцене, и он отдал приказание, чтобы никогда не стеснялись его присутствия и все делали бы свое дело. Надо было видеть, как суетились чиновники, чтобы, например, плотники, таща кулису, не задели государя, как все артистки расхаживали по сцене в надежде, что их осчастливит государь своим вниманием. Чтобы не задерживать публику, государь приказал Гедеонову докладывать ему, когда все готово для поднятия занавеса, и немедленно уходил в свою ложу».
Обычно связь актрисы, пусть даже талантливой, с лицом императорской фамилии приносила ей, кроме покровительства в театре, незначительный доход – несколько драгоценностей и небольшую сумму в банке.
Интерес императорского дома к театру начался с Павла I, который увлекся примой хореографической труппы петербургского Каменного театра Анастасией Бериловой. Император любил смотреть на юную балерину в мужских ролях: на ее ладной фигурке отлично сидел костюм танцовщика. Но высочайший интерес вышел боком мужской части труппы. Как известно, Павел боготворил военное дело и армию и искренне предполагал, что лучший наряд для мужчины – это мундир, а истинная мужская красота – изуродованное в боях тело. Поэтому он принял решение отправить всех мужчин-танцоров со сцены в армейские полки – очевидно, чтобы они наконец приобрели настоящую мужскую красоту. Другое дело – дамы. Дамы на сцене – это красиво и в чем-то даже почти в высшей степени морально; они достойны бескорыстного поклонения. Наверно, поэтому, кроме конфет, Берилова ничего не получала.
Сын Павла Александр I тоже предпочитал платоническую форму обожания вверенных высочайшему попечению фей, причем сразу всех.
Николай I еще в юности высмотрел себе на сцене даму сердца – семнадцатилетнюю Ульяну Селезневу. Сразу после выпуска из училища она стала предметом «шалостей» великого князя. Вступив на престол, Николай, как человек благородный и к тому же обладавший долгой чувственной памятью, не обделил танцовщицу своими милостями. В 1840 году с «монаршего