Где-то в этом старом городе беспомощная молодая женщина переживала самую страшную в своей жизни ночь, и мне показалось, что эти нависающие стены, гладкие и бесстрастные, так же таинственны, непостижимы и неумолимы, как те, кто ее похитил.
Те два похитителя, которых сейчас обложили в доме, просто-напросто должны были забрать деньги. Наверняка, кроме них, есть и другие. Хотя бы те, кто сейчас ее охраняет. Но есть еще и некий человек, голос которого пять недель давал нам указания, – человек, которого я называл ОН.
Я подумал, знает ли ОН о том, что случилось у тайника. Знает ли ОН об осаде и о том, где находится выкуп?
Но прежде всего меня тревожило, не запсиховал ли он.
Если запсиховал, то у Алисии нет будущего.
Глава 2
В отличие от меня Паоло Ченчи не мог совладать с собой. Невыносимое беспокойство заставляло его расхаживать, как автомат, взад-вперед по главному залу своего дома. Но как только я вошел со стороны кухни, он поднял взгляд и бросился ко мне.
– Эндрю! – В электрическом свете его лицо было серым. – Во имя господа, что случилось? Мне позвонил Джорджо Травенти и сказал, что в его сына стреляли. Он звонил из больницы. Сейчас Лоренцо оперируют.
– Разве карабинеры вам не сказали…
– Да никто мне ничего не говорил! Я просто с ума схожу от тревоги. Уже пять часов прошло с тех пор, как вы с Лоренцо уехали. Я пять часов жду! – Его обычно такой приятный голос сейчас был хриплым и срывался. Он не скрывал своих чувств. Ему было пятьдесят шесть, это был сильный человек, бизнес его был на высоте, но последние недели ужасающе сказались на его душевном состоянии, и теперь у него часто дрожали руки. При своей работе я с лихвой такого насмотрелся. И плевать, насколько богата семья жертвы, насколько она близка к властям предержащим, – страдание измеряется лишь глубиной любви. Всего-навсего. Мать Алисии умерла, и теперь отец ее страдал за двоих.
Я сочувственно взял его под руку и повел в библиотеку, где он проводил большую часть вечеров, и рассказал ему во всех деталях о том, какая сейчас Алисии грозит опасность, прибавив к рассказу собственного гнева. Он сидел, обхватив голову руками, и, когда я кончил, чуть ли не плакал – я никогда его таким не видел.
– Они убьют ее…
– Нет.
– Это же звери!
За последние недели я успел наслушаться таких зверских угроз, что уже не возражал. Похитители угрожали сделать с ней такое, если Ченчи не согласится на их условия… Эти угрозы явно были рассчитаны на то, чтобы совершенно истрепать нервы ее отца, и все заверения о том, что такие ужасы куда чаще остаются на словах, чем осуществляются на деле, вовсе не успокаивали его. У него было слишком живое воображение, и слишком силен был страх.
Мои отношения с семьями жертв были чем-то вроде отношений врача и пациента – меня вызывали в случае опасности, со мной советовались в тяжелых и тревожных ситуациях, ожидая от меня чудес и надеясь на помощь. Поначалу я не имел ни малейшего понятия о том, что мне придется зачерстветь