Ткнув М-импульсом в кодировочный блок, я почувствовал легкое головокружение, сменившееся тошнотой.
Блин непропеченый, ну почему других не тошнит во время телепортации, а меня просто таки выворачивает? У медикусов один ответ – излишняя масса. А с чего она излишняя, когда во мне ни грана ненужного жира? Ну, кости у меня массивные, так что мне теперь – скелет сменить? А мышц у куда девать?…
В паршивом настроении выхожу из «нужника». В Восточном полушарии нынче вечер. В саду сумеречно, тихо и пустынно. Да и в самом доме, похоже, ни души, если не считать своры механоргов, населявших по преимуществу нижние горизонты, и неизбежной в любом древнем жилище мелкой живности. Стараясь ничем не нарушать вечернего покоя, я едва ли не на цыпочках прокрался к веранде.
Разумеется, хозяин был там. Дремал в древнем кресле-качалке. Эхом из отдалившегося детства меня кольнула ревнивая обида. Эта расшатанная скрипучая конструкция некогда принадлежала карапузу Саньке Быстрову, по мере надобности превращаясь то в ложемент звездолета, то в лихого скакуна, то в палубу пляшущей на волнах каравеллы. И вдруг в летний безмятежный вечер качалка стала сама собой – колыбелью старого человека…
Вглядевшись в лицо Шура, я ужаснулся неприятному открытию. Шур и в самом деле старик. Как же я раньше не замечал? Всегда такой моложавый, подтянутый, вылитый капитан Фракас, он казался намного моложе моего деда. А ведь дед Витя не какой-нибудь обрюзгший завсегдатай Виртуала, нафаршированный искусственными органами. И вот на тебе! Припухшие суставы, пятна пигмента на сухой коже, тощую шею распирает острый кадык, голова запрокинута, из распущенного рта на подбородок стекает тягучая слюна.
Даже не верится, что этот ветхозаветный старец учил меня приемам классической борьбы, когда стало понятно, что ни к абоксу, ни к мечевому бою у Быстрова-самого-младшего никаких способностей, взбегал со мною, шестилетним, подмышкой на вершину самого высокого в окрестностях холма, доставал со дна Щучьего озера громадных раков-мутантов. В отсутствии родителей, без вести пропавших где-то в Большом мусорном поясе, Шур заменил мне отца…
Я прислонился к перилам, сделав вид, что любуюсь открывшимся видом. А полюбоваться было чем… Черные полукружья холмов неравномерным пунктиром прерывали багряную полосу заката. Холодный брильянт Венеры словно вобрал в себя свет умирающего дня. Я читал, что древним Звезда Утренняя и Вечерняя казалась воплощением небесной красоты. Знали бы они, что брильянт-то фальшивый…
Я разглядел в зените нитяной просверк Первого кольца. Если очень